ВИЛКОВ НИКОЛАЙ — ГЕРОЙ СОВЕТСКОГО СОЮЗА

Моряк, повторивший подвиг Александра Матросова, закрыв собой дот при взятии Шумшу, одну навигацию проплавал на Ангаре

18 августа 1945 года старшина 1-й статьи Николай Вилков при высадке военно-морского десанта на остров Шумшу, захваченный японскими самураями, лег на амбразуру дота. Это был первый и единственный бой 26-летнего моряка, всю войну прослужившего на Камчатке. Уже 14 сентября 45-го вышел указ о присвоении Николаю Вилкову звания Героя Советского Союза — посмертно. О его подвиге узнала вся страна, мать, брат, сестра, любимая девушка. Имя Вилкова связано с нашим городом. Хотя родом Николай был с Волги, в армию его призвали из Иркутска — одну навигацию, лето 39-го года, он проплавал на Ангаре. Капитан Восточно-Сибирского пароходства Виктор Вертянкин много лет собирает сведения о Николае в пухлую папку. Еще со времен службы на флоте у иркутянина зажегся интерес к тому, каким парнем в жизни был Коля Вилков — герой, закрывший своим телом боевые пулеметы.

Виктор Вертянкин служил на Тихоокеанском флоте, когда ему на глаза попалось обращение матери Героя Советского Союза Николая Вилкова к морякам. Оно было напечатано в газете «Боевая вахта» и посвящено 30-летию Великой Победы над фашизмом. Памятуя о том, что Николай Вилков до войны работал в Восточно-Сибирском пароходстве, Виктор через редакцию газеты разыскал адрес матери героя и написал ей письмо в Рязань. Моряку ответили, завязалась теплая переписка. Сибиряк рассказывал о службе, о себе, расспрашивал о Коле. Агриппине Яковлевне Вилковой, которая на войне потеряла сына и жила воспоминаниями о нем, Виктор стал как родной, напоминал его.

В 1976 году, возвращаясь после демобилизации домой, Вертянкин заехал к Вилковым в Рязань повидаться. Два дня он провел у матери и сестры Николая, Ольги, слушал рассказы, смотрел семейные фотографии. Уехав, еще долго получал письма: сначала от Агриппины Яковлевны, потом, когда она в 1979-м умерла, — от Ольги.

Уже в Иркутске Вертянкин разыскал капитанов, которые в 1939 году вместе с Николаем работали на Ангаре на пароходе «ХХ МЮД». Познакомился с Иваном Павловичем Рязанцевым — участником десанта на Шумшу, с капитанами — нашими земляками, после войны служившими на плавбазе «Саратов», откуда Николай ушел в свой первый и последний бой. Раздобыл землицу с места, где погиб моряк. Все эти воспоминания Виктор Вертянкин хранит так бережно, как если бы паренек с Волги был его братом. Слушая капитана, представляешь себе Николая как живого.

— На портрете, который был растиражирован в наших учебниках, Николай выглядит как былинный богатырь. Его облик явно подтянут под общие каноны и представления о том, каким должен быть изображен герой. Мать на этом портрете сына не узнала, — делится Виктор Васильевич. — Образ героя в истории часто канонизируется. Порой до того его доканонизируют, что ему уже больше никто не верит. Получается эдакий лубочный персонаж — якобы он родился и сразу готовился совершить подвиг. На мой взгляд, обычно все герои — это бывшие разгильдяи. Пай-мальчики героями не становятся. А сорвиголовы, бесшабашные ребята способны на порыв и на подвиг. Мне было очень интересно узнать, каким Николай был в жизни.

На Волге

Николай Вилков родился в 1918 году на Волге, в деревне Ильинское Ивановской области. Он был старшим сыном, после него в семье появились Ольга и Аркадий. Мать Николая очень любила, от других детей отличала, потому что он был в ее родову. Говорила: он наш, груздевский (ее девичья фамилия — Груздева), а Ольга и Аркадий — вилковские.

— Отец у них был какой-то перекати-поле, — рассказывает Виктор Васильевич. — Известно, что он был участником первой японской войны, служил где-то на востоке. В детстве его бросила мать, он беспризорничал, поэтому не понимал семейной жизни. Мучилась с ним Агриппина Яковлевна 12 лет. Когда дети родились, он вел разгульную жизнь, бегуном был. Ушел, детей бросил, давай возвращаться — тут уже мать его не приняла. Так он где-то и сгинул. Николай его не любил.

Привязанность к реке у Коли началась, можно сказать, по жизненной необходимости. Ильинское находилось напротив города Наволоки, через Волгу. А Агриппина Яковлевна работала в Наволоках на текстильной фабрике, и ее нужно было каждый день возить на лодке туда и обратно. Возил ее Николай.

Мать пишет: «Всякое было: и под волны попадали (пароход пройдет — волна большая), и ветер, и шторм». Николай справлялся, набирался опыта, становился отличным гребцом. В Горьковское речное училище (тогда — техникум) он пришел уже готовым моряком, лучше многих владел греблей, парусом. Начиная со второго курса каждое лето Николай уходил на практику по Волге, отплавал три навигации — до Астрахани, Калинина, Москвы. Мать вспоминала, что с канала Москва — Волга Николай выслал домой 50 рублей. Ольге купили туфли. По словам Агриппины Яковлевны, эти 50 рублей были для нее дороже тысячи.

Большой капитан

В 1939-м Николай получил диплом судоводителя.

— После окончания училища, почему-то даже не заезжая домой, прямо из Горького он едет в Иркутск, — рассказывает Виктор Васильевич. — Я думаю, это было не распределение, Николай так хотел сам.

Зная наш довоенный контингент, могу сказать — к нам в те годы такие люди не залетали, речников с большим образованием у нас не было. Наши старые капитаны были местного воспитания, от сохи, из распутинских ангарских деревень. На реке росли с детства. Они были самоучками — дипломированных судоводителей в то время у нас в Сибири не готовили и с Запада не распределяли. Скорее всего, Николая отправили сюда по его просьбе. Почему он выбрал именно Иркутск, мать не знает. Может быть, начитался чего-то, по рассказам. Возможно, посчитал, что Волгу он познал, пора познать сибирские реки.

Как он водил, я не знаю, но работал, по рассказам наших капитанов, самозабвенно. Николай Целищев и Артемий Щапов (сейчас, конечно, покойные) вместе с Вилковым ходили на «ХХ МЮДе» («20 лет Международного юношеского дня»). Вспоминали о нем как об очень подвижном, энергичном человеке. Николай был хорошим спортсменом, отлично плавал и учил ребят, к работе относился серьезно.

Они дружили. «В Иркутск придем, — рассказывали, — собираемся, идем по саду Парижской коммуны, на танцплощадку. Там и танцевали, и девок хапали. А что? Нормальные, нравственно здоровые мужики вышли на берег». И Николай с ними — он был парень красивый, видный, коренастый. Но не огромного роста, как многие пишут о нем. Мол, поднялся моряк огромного роста... Ничего такого не было.

Сибирячки на бравого морячка, конечно, заглядывались. За короткое лето 1939 года он наверняка разбил не одно девичье сердце. На этот счет бытует среди речников следующая амурная история, связанная с именем Вилкова.

За время всего одной навигации Николай успел сменить два теплохода — начинал он на «ХХ МЮДе», а в армию ушел с «Максима Горького». Официальное житие, которое писали уже после гибели моряка, гласит: помощник капитана Николай Вилков пароход «ХХ МЮД» быстро вывел в передовые, и тогда его поставили к капитану «Максима Горького» — старику Булдакову, чтобы он и ему помог выйти в передовики. Ни много ни мало приехал какой-то пацан с Волги и стал один за другим выводить пароходы в передовые. Версия, прямо скажем, не выдерживает никакой критики. В жизни все было несколько иначе. Французы в таких случаях говорят: ищите женщину.

Николай был действительно назначен на «ХХ МЮД». На этом пароходе вместе с капитаном Максимовым плавала его жена Маша. То ли радистом, то ли поваром, то ли просто каталась (это раньше было в порядке вещей, когда капитаны брали семьи с собой) — сейчас трудно сказать. А капитан Максимов крепко выпивал. Маша стала поглядывать на Николая, между ними возникла обоюдная симпатия. Капитан-то пьяница пьяницей, а все равно чувство, вспыхнувшее между его женой и помощником, заметил. Он умудрился каким-то образом через отдел кадров списать Николая к старику Булдакову. Таким образом, сослав Вилкова на другой пароход, Максимов избавился от молодого соперника.

— Но и на «Максиме Горьком» Николай работал нормально, — смеется Виктор Васильевич. — Правда, к сожалению, с «Горького», кто мог бы мне рассказать об этом, я никого не нашел.

* * *

Ангару Николай полюбил, и сибирская река его приняла. Мать упоминала такие строчки из его писем: «Представляете, вот стою на носу, теплоход идет — и вижу дно, вижу камушки на дне».

— А мы ему не верили, — говорила Агриппина Яковлевна. — Ведь Волга — это не Ангара.

— Это правда так? — спрашивала она Виктора.

— Правда, — отвечал ей Вертянкин, — только ранней весной. Когда в нее еще речки грязные не впадают. С Ангарского моста смотришь — глубина шесть метров, все камушки видны.

«Отсиживаюсь на краю света»

В 1939 году, сразу после навигации, из Иркутска Николая призывают на срочную службу. Ему полных 20 лет. В то время в армию забирали с девятнадцати, но у речника была отсрочка — сначала он учился, потом работал на Ангаре. Тянуть солдатскую лямку его отправили на Камчатку. И, отслужив свои года, положенные по тем временам на флоте, возможно, вернулся бы Николай домой живой и невредимый, но началась Великая Отечественная война.

Подводником Вилков никогда не был, трудился на берегу, на военно-морских плавбазах, боцманом, — сначала на «Севере» в Петропавловске-Камчатском, потом, с июня 45-го, на «Саратове». Что такое плавбаза? Стоит в океанской бухте старое судно, которое давно отслужило свой век, в нем живет экипаж, отдыхая после похода; хранится хозоборудование, такелаж, личные вещи моряков. У любого судна, даже самого старого, должен быть свой глаз. Хозяином плавбазы, а проще завхозом, и был Николай Вилков. Всю войну ему пришлось заведовать краской, канатами, тросами. А мечтал он, конечно, о другом — воевать. С первого дня рвался на фронт, постоянно писал рапорты. Но ответ был всегда один — служить там, где Родина прикажет.

Служба в тылу, вдали от боевых действий, невозможность бить фашиста с оружием в руках стали для Николая — молодого, сильного, здорового мужчины — личной трагедий. Бессилие что-либо изменить терзало его душу. Он не раз жаловался матери в письмах: «Сестра воюет, брат воюет, а я самый старший, такой здоровяка, забрался на край света и живу припеваючи». Отсиживаться на краю света было не в его характере.

Рапорты от Вилкова командованию посыпались с новой силой, после того как в 1942 году боцман «Севера» узнал о подвиге морского пехотинца, политрука Николая Фильченкова. Защищая Севастополь, пять моряков под командованием Фильченкова приняли бой против 22 фашистских танков, 10 из них уничтожили. Отчаянные морпехи с гранатами бросались под танковые гусеницы. Посмертно им были присвоены звания Героев Советского Союза. Этот случай стал известен всей стране. Весть о нем донеслась и до Дальнего Востока. Николай знал Фильченкова. Тот был его учителем: в Горьком Фильченков командовал секцией гребли Осоавиахима, где занимался Николай. Подвиг наставника произвел на Вилкова глубочайшее впечатление, он стал рваться на фронт еще сильнее, но по-прежнему получал отказ. И только уже в 1945-м, когда стали приближаться события с Японией, ему ответили: ждите, придет ваше время.

Любовь и разлука

Николая поддерживала письмами его любимая девушка Лида Коровкина. Они познакомились в Горьковском речном техникуме — Лида училась курсом младше. Когда Николай уехал на Камчатку, девушка еще заканчивала учебу. Навигацию 1940 года она проработала помощником капитана на теплоходе на канале Москва — Волга. Во время войны Лидия — штурман на госпитальном судне, на линии Москва — Горький. На нем перевозили раненых по Оке, Волге, Каме и до Перми, в глубокий тыл.

Николай и Лида переписывались всю войну. С 1939-го, шесть долгих лет, они были в разлуке, но сохранили друг к другу душевную привязанность.

— Современному поколению это покажется наигранно, надуманно, — говорит Виктор Васильевич, — но в то время так оно и было. Люди умели любить, умели хранить чувства, тем более в годы войны.

Он звал ее на Камчатку. Приехать к нему она никак не могла. Шла война — флот был военизированным, речники ходили в погонах и подчинялись приказам военного времени. После 9 мая 1945-го Николай с Лидой договорились о встрече — девушка дала согласие на приезд, назначили срок. Но по какой-то причине (и мать Николая об этом молчит) Лида, не сдержав обещания, не приехала, и Николай перестал ей писать. Потом Лида, оправдываясь, отправила ему несколько писем, но Николай замолчал — ни на одно из ее посланий он не ответил.

Вскоре стали разворачиваться события на Дальнем Востоке — началась война с Японией. Николай, дождавшись наконец своего часа, добровольцем записался в морской десант на Шумшу и в первом своем бою погиб. Лидия до конца жизни считала себя виноватой в его гибели. Говорила: «Я виновата. Если бы я тогда приехала, ничего бы не случилось, Коля бы не погиб».

— Потом Лидия вышла замуж, жила в Москве, — продолжает рассказ Виктор Вертянкин. — Муж (бывают же такие) ревновал ее к прошлому, к памяти о Коле. В конце 60-х Агриппина Яковлевна и Ольга Александровна побывали у Лидии в Москве, в ее квартире. Говорили о Коле, вспоминали, плакали. Засидевшись, не заметили, как и время пролетело — муж вернулся с работы. Своих гостей Лидия представила как родственников из города Юрьевца (есть такой на Волге), откуда она родом. Муж смотрел с подозрением, видимо, о чем-то догадываясь. «Мы сразу решили убраться, — вспоминает сестра Николая, — быстро раскланялись и ушли». А потом в Рязань пришло письмо от Лидии: муж после ухода гостей все спрашивал: «Что, вилковские были?» — и сердито молчал. Письма Николая Лидия была вынуждена хранить на работе, опасаясь, что муж, найдя их, уничтожит.

— А как же на это накладывается история с капитаншей Машей?

— С Лидией у Николая все было серьезно, с Машей, вероятно, легкий флирт. Николай монахом не был. Все-таки у парня года были немалые. Если бы он собрался жениться, он бы это сделал. Но у него была прекрасная дама, с которой он связывал свою семейную жизнь.

И еще, мать рассказывала, он связывал свое будущее с морем. За годы на Камчатке военно-морская служба вошла в него, он ее очень полюбил. Организованный, собранный, Николай был рожден для флота. Матери он писал: «Вот война кончится — буду поступать в Ленинградское высшее военно-морское училище». Но не суждено было Николаю Александровичу.

Двойной подвиг десантников

Рассказывает Виктор Вертянкин:

— Николай, уже будучи коммунистом, записался в десант на Шумшу одним из первых. Он не был морским пехотинцем, конечно. Он был добровольцем. Пружина, сжимавшаяся в нем все эти пять лет войны, выплеснулась у него в этом желании — идти в десант.

Николай попал в первый отряд морской пехоты, перед которым стояла задача отвоевать плацдарм берега и удержать его до подхода основных сил. Моряки подошли к Шумшу, самому северному острову Курильской гряды, утром 18 августа 1945 года. При большом японском огне, при упорном сопротивлении самураев они высадились на берег между мысами Кокутан и Котомари на восточном побережье острова и начали занимать плацдарм. На господствующей высоте 171 находилось два японских дота, простреливавших все пространство. Многие моряки пытались подобраться к ним, продирались ползком, но их настигала очередь и парни падали. Нужно было заставить эти точки замолчать, чтобы овладеть плацдармом.

Николай считался опытным бойцом, он уже имел три лычки на погонах — был старшиной 1-й статьи и заместителем командира взвода. Когда он собирался в бой, то себе под голландку — матросскую фланелевую рубаху с воротником — заправил военно-морской флаг. После победы он хотел водрузить его на острове.

...А японские пулеметы все не умолкали. И Николай, видя, что люди падают, и понимая, что надо что-то делать, пополз к доту. А за ним второй матросик — Петя Ильичев, совсем молодой, 18 лет. Сначала Николай пытался закидать дот гранатами, его ранило — перебило руку. На мгновение огневая точка замолчала, моряки поднялись в атаку, но она опять заработала. И опять огонь, и опять падают наши моряки. Все гранаты кончились, и тогда Николай уже, видимо, встал со словами хорошими — не «Да здравствует Ленин и партия наша!», а с чем-нибудь повесомее, — и сам навалился на амбразуру. А следом за ним, по его примеру, молодой матросик Петя Ильичев лег на второй дот. Вот такой двойной подвиг.

Этих секунд, пока японцы убирали тела, хватило, чтобы подняться матросским цепям. Они ринулись и с морским «Полундра!», полным ярости, закидали амбразуры. После этого на Шумшу еще несколько дней шли бои. Остров был буквально напичкан боевой техникой и укрепительными сооружениями. Много сил надо было, чтобы сломить волю и сопротивление самураев.

Когда Николая вынесли с поля боя, то нашли флаг, обагренный кровью. Похоронили моряка там же, на острове, на склоне холма. Не прошло и месяца, как Николаю Вилкову и Петру Ильичеву присвоили звания Героев Советского Союза. Агриппина Яковлевна о том, что сын записался в десант, ничего не знала. Матери прислали его вещи и 600 рублей — деньги, оставшиеся на книжке.

У нас в пароходстве, в депо, работал моряк из послевоенного поколения — Рэм Кудрявский. В 60-е он служил на плавбазе «Саратов». Тогда в кубрике стояла заправленная койка, рядом — тумбочка, на ней портрет Николая. На табличке было написано: «Койка старшины 1-й статьи Николая Вилкова». Когда проходила вечерняя поверка личного состава, экипаж плавбазы строился и правофланговый зачитывал текст: «Герой Советского Союза Николай Вилков погиб 18 августа 1945 года за честь и независимость нашей Родины».

В 1945-м теплоход «ХХ МЮД» переименовали в «Николай Вилков». Он отработал свои годы, к середине 60-х годов был списан и разобран. Правда, один старый капитан утверждает, что «Николай Вилков» затонул на 308-м км Братского моря, а до этого его использовали как общежитие для лесорубов-калымщиков. В 70-е годы, когда стали строить новые корабли, в Братске ходил теплоход «Герой Николай Вилков». Сейчас он стоит в порту, разгромленный и разбитый.

Послесловие

После войны Агриппина Яковлевна уехала из Наволок к дочери в Тбилиси. Ольга воевала под Москвой в женской зенитной батарее. После демобилизации в августе 1945-го ее направили в Грузию. Там она вышла замуж, получила квартиру. В 1965 году стали строить дома для родственников Героев Советского Союза в Рязани. Мать перебралась туда. Ольга разошлась с мужем, взяла фамилию Вилкова и вернулась к матери в Рязань. Ее часто приглашали на различные мероприятия, она ездила по стране с рассказами о своем брате.

Аркадий пришел с войны с двумя ранениями, контуженный. Женился и переехал в Тбилиси. Погиб при аварии на предприятии, у него осталось две дочери.

В Иркутске Агриппина Яковлевна с Ольгой были один раз. В 60-е годы они летали на Камчатку, туда их приглашали моряки на могилку Николая. Когда они возвращались обратно, самолет посадили в Иркутске из-за нелетной погоды. Они все хотели доехать до Ангары, но побоялись прозевать рейс. Реку, на которой плавал Николай, мать и сестра так и не увидели.

Последний раз Виктор Васильевич навестил Ольгу в 1984 году. Недавно он написал письмо в Рязань. Может, кто-то из родственников Николая откликнется.

Елена Русских, Фото из архива Виктора Вертянкина