"ДЕМБЕЛЬСКИЙ АККОРД" ОГНЕМЕТЧИКА ЛАНЦЕВА

Короткая заметка в одной из газет, издаваемых на юге России, не могла не вызвать улыбку. Даже несмотря на всю серьезность темы. Информируя читателей о ходе антитеррористической операции в Чечне, автор писал, что в бою под Аргуном отличился рядовой Михаил Васильевич Л-в (вот и я тут же вспомнил про Ломоносова). Прикрывая огнем отход разведгруппы, он оказался в окружении двух десятков бандитов. И, положив половину из них, сумел прорвать кольцо, выйдя из боя живым и невредимым.

Ломоносов, ясное дело, на Кавказе никогда не воевал. А коль и служил солдатом, так не в русской армии, а в прусской, и не в наши дни, а почти тремя столетиями ранее, перемежая учебу в российских и западноевропейских университетах со службой.

Как же все-таки звучит фамилия нашего Л-ва Михаила Васильевича, не по делу урезанная на газетной полосе? Ведь как ни крути, рядовой этот отнюдь не рядовой (простите за каламбур) парнишка в солдатских погонах, он — Герой! Да, именно так, с большой буквы. И заслуживает он не только десятистрочной заметки в региональной малотиражке, а очерка, и в издании более солидном, распространяемом по всей территории России-матушки. “Страна должна знать своих героев!” — единодушно решили мы с фотокором редакции, отправляясь из Моздока под Аргун на поиски отважного Л-ва. Или Льва, как окрестили его меж собой.

ЛЕВ ГОТОВИТСЯ К ПРЫЖКУ

Найти в составе стотысячной Объединенной группировки федеральных войск на Северном Кавказе интересующего тебя солдата, зная точно лишь его имя, отчество, две буквы фамилии и населенный пункт, близ которого он воевал пару недель назад, чуть проще, чем отыскать иголку в стоге сена. Впрочем, человек не иголка. В конце концов нам повезло, когда обратились в штаб группировки ВДВ на “восточном фронте”. Всезнающие тамошние кадровики тут же, не сговариваясь, назвали фамилию отличившегося бойца:

— Ланцев! Огнеметчик из 247-го полка.
— Точно он?
— Да уж куда точнее! Только вчера отправили на него представление к званию Героя России.

Лихо! Мы-то, готовясь написать очерк о солдате, рассчитывали, что после публикации в журнале нашего Льва заметят и по достоинству отметят в столице, наградив его каким-либо орденом. А парень, оказывается, и без информационной поддержки почти кавалер Золотой Звезды.

— Вот именно, что почти, — вздохнул один из кадровиков. — Москва не слишком-то щедра на золото для солдат, а уж для оставшихся в живых — и подавно...

Ланцев знает полковую наградную статистику не хуже кадровиков из вышестоящего штаба. Свои просветили. Потому и не обольщается особо на предмет заявленной для него Звезды. Дадут — хорошо, срежут до ордена — тоже в обиде не будет. А коль медалью ограничатся... Как там говаривал незабвенный герой поэмы Александра Твардовского? “Нет, ребята, я не гордый...” Вот и Миша, Михаил Васильевич, готов завсегда повторить слова своего “духовного бати” Василия Теркина.

Он так и сказал: “духовный батя”, когда я попросил его назвать любимого литературного либо кинематографического героя. Не Рэмбо вспомнил, не Бонда, не какого иного забугорного супермена, а — Теркина. Никогда не унывающего русского мужика, башковитого и мастерового, святого и грешного, простого рабочего войны.

Беседуя с Мишей, я заметил, что он постоянно подменяет собственное “я” местоимениями множественного числа: “Наше село в Ивановской области... Наша школа... Наш отец — механизатор, а мама наша — воспитательница в детском саду...” В конце концов не утерпел, спросил:
— Миш, почему родители “наши”-то, может, твои?
— Конечно, мои. И наши, — пожал плечами Ланцев, не чувствуя подвоха. — Наши с Димкой, брательником моим старшим. С ним, пока его в армию не призвали, завсегда вместе держались. И отцу в поле помогали, и “мышцу качали” на самодельных тренажерах, и с пацанвой с соседних улиц дрались. Всякое бывало — и доброе, и дурное. Первого все же, наверное, больше. Брательника моего на селе за хулигана никогда не считали.
— А тебя?

Ланцев машет рукой, смущенно улыбаясь, мол, давайте не будем развивать эту тему. Ясно, не мной замечено: отчаянные парни, способные на геройский поступок, как правило, вырастают не из пай-мальчиков.

Миша считает, что ему здорово повезло с местом службы: 7-я гвардейская воздушно-десантная дивизия по праву считается одним из ведущих боевых соединений не только в ВДВ, но и в Российской армии в целом. Десантный тельник и камуфляж Ланцев примерил в июне 98-го. В дивизии к тому времени уже практически не осталось солдат-срочников, прошедших огненную школу первой чеченской кампании. Но фронтовой опыт не был забыт. И Мишка, учась на опыте старших, уже через полгода службы в дивизии ни в чем не уступал старослужащим по части боевой выучки. И не случайно, когда в его подразделении образовалась вакансия старшего огнеметчика, выбор командиров по ее замещению пал на рядового Ланцева.

Доверие, как известно, обязывает. С успехом откатав очередную учебную проверку, старший огнеметчик положил на стол ротному рапорт с просьбой отправить его в Дагестан. Аккурат в то время там круто разворачивалась боевая работа в Ботлихском и Цумадинском районах.

— Не спеши, парень, еще навоюешься, — вздохнул прошедший три войны офицер, присоединив Мишкин рапорт к десятку аналогичных. — Чувствую, придется вскоре снова входить в Чечню...

ЛЕВ ПРЫГНУЛ

Хоть и с третьего-четвертого обращения по команде, Ланцев и еще семеро его новороссийских сослуживцев-добровольцев добились-таки своего. Сначала их перевели в Ставрополь, на базу 247-го отдельного десантно-штурмового полка, а спустя неделю — непосредственно в его передовые порядки близ Хасавюрта. Еще через две недели, пройдя боевое слаживание и получив приказ на выдвижение, они рванули на Гребенскую. Да, именно рванули, располагая точными данными разведки, что в окрестностях этой станицы боевики еще не успели наладить оборону. Точно так, как и во всем ближнем чеченском приграничье на северо-восточном направлении.

Гребенскую и две другие станицы — Шелковскую и Шелкозаводскую — полк взял практически без боя. “Непримиримые”, бросая в “зеленке” по обочинам дорог трупы своих соплеменников-единоверцев, беспорядочно отступали к Гудермесу и дальше на запад, к Аргуну.
— В какой-то момент тогда возникло ощущение, что война все больше приобретает для нас лихой победоносный характер, — вспоминает Ланцев. — Уж если за Гудермес “чехи” драться не стали, то что там говорить про селеньице Джалка близ Аргуна. Да мы и до Грозного дойдем без проблем, шапками закидав все и вся на своем пути! Опасное заблуждение...

Джалку взяли с ходу. Углубились в “зеленку”, готовясь к решающему броску на Аргун. И... едва не получили по зубам, натолкнувшись на непробиваемую стену глубокоэшелонированной, профессионально организованной вражеской обороны.

... В то утро разведвзвод, в составе которого находился огнеметчик Ланцев, попал в засаду. Продвигаясь по “зеленке”, кто-то из молодых бойцов зацепил ногой сигнальную растяжку. В небо взмыла ракета. И тут же на заранее пристрелянную площадь, где рассредоточились разведчики, обрушился шквал ружейно-пулеметного огня. “Чехи” патронов не жалели.
— Отходим! — едва успел крикнуть взводный, прежде чем его голос растворился в треске очередей.

Миша, двигаясь замыкающим правого фланга цепи, не слышал приказа командира. Увидев прямо перед собой выскочивших из-за кустов бородачей с оружием, полоснул по ним из “калаша” и нырнул в ближайшую ложбинку. Ее тотчас припорошило ветками и сучьями, сбитыми с окрестных деревьев ответным огнем.

Едва стрельба чуть поутихла, Ланцев рискнул приподнять голову. Секунды хватило, чтобы оценить свою диспозицию. Впереди и справа, у опушки, за которой виднелось поле, торчало до десятка стволов и голов засевших в окопах боевиков. Еще десяток-полтора “непримиримых”, преследуя отходящих разведчиков, короткими перебежками продвигались слева. По ним Миша и врезал тремя длинными очередями, распатронив первый автоматный рожок.

Пока рухнувшие наземь бандиты приходили в себя, Миша, перезаряжая “калаш”, производил в уме нехитрые расчеты. Оставшейся у него боевой наличности — полуторного боекомплекта к АК и одного к “Шмелю” — могло бы хватить максимум на пять минут вялой перестрелки. А что дальше? Разведчики, запросив по рации подмогу, вернутся (обязательно вернутся, в этом Ланцев не сомневался) минут через двадцать, не раньше. Да, по всему выходит...

— Эй, как там тебя... солдат! — послышался издали голос с характерным акцентом. — Выходи, стрелять не будем. Бросай автомат!
— А не убьете? — Миша решил потянуть время, а заодно и сэкономить боеприпасы. — Нам рассказывали, что вы пленных живыми не оставляете.
— Плохо тебе говорили. Будешь хорошо себя вести, совсем домой отпустим!
— Дайте подумать хоть пару минут! — Ланцев глянул на часы. Секундная стрелка словно прилипла к циферблату.
— Нечего думать! Сдавайся, козел! Аллах акбар!
— А вот за козла вам придется ответить, — скрипнул зубами Миша, приподнимаясь из-за укрытия. — Будет вам и Аллах с акбаром, и свинцовая перловка с мясом. Получай привет десанта!

Второй рожок пуст. Третий пуст. В четвертом патронов — на пару коротких очередей. Есть еще, правда, неизрасходованный боекомплект к огнемету, два кило взрывчатки, но в данной ситуации он может сгодиться разве что для самоподрыва. Минимальная дальность выстрела “Шмеля”, на которой взводится взрыватель, — 50 метров, а здесь до “духов” вдвое меньшее расстояние. Все, конец? Или...

Или! Ланцев споро привел огнемет в боевое положение. Веером выпустил из “калаша” последние пули, на несколько секунд вдавив бандитов носами в землю. И, стремглав метнувшись из укрытия метров на двадцать назад, резко развернулся, направляя огненное жало “Шмеля” в самую гущу боевиков. Выстрел! Взрыв!! Сработало!!!

Он не наблюдал результатов своего финального выстрела, не до того было. Продираясь по “зеленке” к расположению полка, слышал сзади только крики боли и проклятия. Да еще длинную, секунд на двадцать, пулеметную очередь, выпущенную ему вслед каким-то ошалевшим от эмоций “чехом”.

Уже позже, выйдя к своим, Миша узнает, что, по данным радиоперехвата переговоров боевиков, он уничтожил — ни много ни мало — двенадцать “достойных воинов ислама”.

Это был первый бой Михаила Ланцева.

***

С Ланцевым мы встретились в середине декабря прошлого года под Шали. Тот разговор наш так и остался незавершенным. Мишку вызвали на КНП батальона, огнеметчику предстоял очередной рейд с разведгруппой. А на следующий день полк штурмовой десантуры, очистив от бандитов Шали, рванул в предгорья Главного Кавказского хребта.

Где-то там, оседлав заоблачные перевалы, держат рубеж штурмовые десантники 247-го полка.

Где-то там, плечом к плечу с братишками, заканчивает свой “дембельский аккорд”, ставя точку в чеченской войне, рядовой Михаил Васильевич Ланцев. Простой деревенский парень из российской глубинки. Настоящий русский солдат.

ОТ РЕДАКЦИИ. Когда материал был подготовлен к печати, в Главном управлении кадров Минобороны нам сообщили, что и.о. Президента РФ подписал Указ о присвоении рядовому Михаилу Ланцеву звания Героя Российской Федерации. Присоединяемся к поздравлениям отважному воину!

Евгений ХРАМЦОВ