ПУБЛИКАЦИИ
К биографии
Крупинова Петра Никифоровича
Источник
Казаков П. Д.
Глубокий след. -
М.: Воениздат, 1982.
Парторг роты
"В бою на речке Неживка отличился парторг 1-й роты автоматчиков гвардии старший сержант Петр Крупинов".
Петр Крупинов прибыл в нашу бригаду зимой серок второго года, накануне боев под Севском. Невысокого роста, плотный, кряжистый, с круглым смугловатым лицом и пытливым взглядом черных глаз - таким он предстал в те дни перед товарищами и как-то сразу обратил на себя внимание. Видно, потому, что по сравнению с другими стрелками выглядел гораздо старше. Если многим из нас было по двадцать - двадцать пять, то ему уже под сорок. И молодые бойцы иногда называли его "папашей". Петр Никифорович добродушно улыбался в ответ на это обращение. Хотя он был старше других, но не жаловался на свою фронтовую судьбу, не пытался, ссылаясь на возраст, искать дела полегче. Был он покладист, мог уступить товарищу что угодно, кроме своего места в бою. Честнейший коммунист, Петр Никифорович считал своим долгом на любом участке быть впереди. Так было и до войны, когда он трудился на одном из заводов города Иваново, так он поступил, когда в октябре тяжелого сорок первого пошел в горвоенкомат, попросил снять с него бронь и отправить на фронт, на защиту Москвы.
- Заходи в нашу землянку, погрейся, папаша! Крупинов протиснулся в глубь землянки, сел на освобожденное для него место. Ребята притихли, вглядываясь в Петра Никифоровича. Крупинов тоже молчал. В углу коптила снарядная гильза, бросая слабые блики на лица бойцов. Их было человек семь.
- Пригласили зайти, - усмехнулся Крупинов, - а сами притихли. Рассказали бы что-нибудь или чаем угостили.
- Чайком нас старшина не часто балует, придется подождать до вечера, - отозвался один из красноармейцев. - А рассказать-то, пожалуй, у вас больше чего есть, чем у нас.
- Это почему же?
- Да хотя бы потому, что вы старше.
- Так-то оно, может быть, и так. Только в "папаши" меня вы рано зачислили. Мне всего тридцать восемь.
- Ого! - воскликнул один из солдат. - А мне только двадцать два.
- Нашли о чем разговаривать, - угрюмо заметил сидевший у стены боец. - Тридцать восемь, двадцать два... Мина шарахнет - все там будем без разбору.
Наступила неловкая тишина. Красноармейцы задумались, как-то сникли.
- Все, говоришь, там будем? - переспросил Крупинов. - По-моему, ты, парень, совершенно не прав. Мина или пуля, они, конечно, годы не считают, убивают молодого и старого. Так что ж из того, по-твоему, получается? Пускай немцы забирают наши города и села? Зачем сопротивляться, зачем воевать; если, мол, все равно всех убьют? Так, что ли?.. Боец не отозвался.
- Молчишь. А я вот что скажу. Бояться смерти нечего. Смерть сама боится смелого. Конечно, на фронте убивают. Война ведь. Она без жертв не бывает. Тут или ты его, или он тебя. Кто сильнее, тот и одолеет... А одолеть непременно должны мы. Фашист залез к нам, топчет наши толя, надругается над нашими женами и невестами, посеял лютую ненависть к себе в нашем народе. И он сгорит от этой ненависти. Я уверен, что мы не только вышвырнем с нашей земли, но и добьем бандитов в их же логове. Вот так-то, сынок.
...Вскоре после зимних боев под Севском, где отличилось и отделение Крупинова, подошел к нему парторг батальона Андрюхин.
- Бойцы сами тянутся к вам, прислушиваются к вашему голосу, - сказал он. - Было бы хорошо, Петр Никифорович, если бы вы возглавили ротную партийную организацию. Как вы на это смотрите?
- Я так понимаю, товарищ гвардии капитан, что большевик и без назначения должен работать среди людей, - ответил Крупинов. - Но если нужно, пусть будет, как советуете.
Так Крупинов стал парторгом первой роты автоматчиков. В походе, в обороне, наступлении или на отдыхе вожак коммунистов подразделения всегда с бойцами. И радость побед, и трудности фронтового быта, и горечь утраты боевых друзей - все делит он поровну со всеми. Да что там поровну! Нередко самую тяжелую ношу, самое опасное дело он берет на себя. Он первым под огнем поднимается в атаку, первым бросается в реку, если она встает на пути, и последним покидает рубеж, когда не осталось сил для его защиты. Парторг роты - это и советчик, и строгий судья, и добрый друг. Он не останется спокойным, когда увидит загрустившего бойца, не пройдет равнодушно мимо беспорядка, он всегда готов подставить свое плечо, чтобы поддержать человека, когда тому трудно. Я никогда не видел Крупинова удрученным, потерявшим власть над своими чувствами в тяжелой обстановке. Как бы ни было трудно, какие бы невзгоды ни выпадали на долю автоматчиков, он вместе со всеми переносил эти испытания с достоинством партийного вожака. И тот, кто в час жесточайшей бомбежки роты или напористой атаки врага начинал падать духом, вдруг обнаруживал подле себя Крупинова. Бывало, стирая пилоткой обильно текущий по запыленному лицу пот, он спокойно замечал:
- Вот это банька. Правда, жарковато? Только веничка не хватает. Ну ничего. Попаримся, чище и крепче будем. Как ты думаешь, сынок, выдержим?
"Сынок" виновато и растерянно смотрел на этого прямодушного, храброго человека, собирал свою волю в кулак и соглашался:
- Конечно, выдержим...
Чем ожесточеннее становились бои, чем больше изматывались люди, тем активнее работал парторг роты Крупинов. Вечером он всегда мог точно сказать мне, кто и чем сегодня отличился, кого следует в первую очередь представить к награде, с кем поговорил он о вступлении в партию, кому пообещал или уже дал рекомендацию, кого пожурил за минутную слабость.
Однажды, после тяжелейшего дня боев, он взволнованно сказал мне:
- Что же это получается, товарищ гвардии старший лейтенант? Такие бои, а люди весь день остаются голодными. А ночью Базилевский гонит кухню за кухней: получай ужин, получай завтрак...
Какие последствия имел этот разговор с парторгом роты, о котором я доложил Калустову, было уже сказано.
Но вот закончились оборонительные бои. Бригада пошла в наступление. Танкисты и мотострелки подошли к небольшой степной речке Неживка. Немцы оказали здесь упорное сопротивление. Разгорелся жаркий бой за переправу. Командир роты автоматчиков в этой схватке был ранен. Среди бойцов на миг появилось замешательство. Крупинов сразу это заметил.
- Отомстим за кровь командира! - воскликнул он, и первым под неистовым огнем противника бросился к речке. За парторгом поднялась вся рота. Неживка была форсирована. Десятки убитых гитлеровцев остались на ее берегу. Но и Крупинов был ранен. Осколок вонзился ему в плечо, когда автоматчики очищали от врага противоположный берег.
- Вперед, вперед, ребята! - подбадривал товарищей Петр Никифорович, а гимнастерка его все больше бурела от крови...
Наступление продолжалось. Позже, когда для нас наступила передышка, я созвал коммунистов батальона на собрание, чтобы подвести итоги боев, оценить работу, проделанную парторганизацией и каждым членом партии. С докладом выступал гвардии капитан Андрюхин.
Он сказал, что в обороне наши бойцы и командиры проявили мужество, стойкость и упорство, за что получили благодарность Верховного Главнокомандующего, что в наступательных боях они выполняют свои задачи так, как подобает гвардейцам, и освободили от фашистской нечисти десятки населенных пунктов.
- Успех нам обеспечило то, - сказал в своем выступлении гвардии лейтенант Бабай, заменивший раненого командира роты, - что ведущую роль в боях играли коммунисты. Среди нас сегодня нет Петра Никифоровича Крупинова. Но первое слово я хочу сказать о нем, замечательном человеке и смелом бойце. Вспомним бой на переправе через Неживку. Не знаю, чем бы кончилась та заминка, когда ранило командира роты. Но положение спас парторг. Он первым оценил сложность обстановки и подал свой призывный"толос... А красноармеец член ВКП(б) Долбанов! В бою за высоту он получил четыре ранения, но не отошел от пулемета, пока высота не была очищена от фашистов...
Коммунисты отмечали смелость, боевое мастерство парторга минометной роты гвардии ефрейтора Ершова, гвардии ефрейтора Мироненко, особенно отличившихся в рукопашной схватке, и многих других товарищей. Своим геройством, верностью Родине коммунисты завоевали большой авторитет. Не случайно за время боев на Курской дуге парторганизация нашего батальона приняла в свои ряды 56 лучших бойцов и командиров.
* * *
Через Горный Тикич
"Танкисты Пустовалова и автоматчики Крупинова отличились в ночном рейде в тыл противника".
Густая, черная мартовская ночь. Тяжелые тучи нависли над полями, холмами и перелесками. Снег почти сошел. Лишь по балкам да оврагам он лежит раскисший, пропитанный водой, готовый вот-вот двинуться вешним потоком. С трудом пробиваясь через тучные черноземные поля, надрывно ревут танки, оставляя за собой отполированные стальными днищами жирные следы.
Танковый взвод гвардии лейтенанта Михаила Пустовалова (ему добавили еще два танка) и автоматчики Петра Крупинова получили задачу - совершить ночной рейд в тыл врага, прорваться к селу Буки, захватить мост Через реку Горный Тикич и удерживать его до подхода главных сил бригады. Река эта не такая уж большая, но капризная, с крутыми труднодоступными берегами. С ходу ее не возьмешь. Кроме того, нам было известно, что по ее южному берегу фашисты создали довольно прочный рубеж обороны, который прикрывал путь советским войскам на Умань и далее на юг, к Молдавии. Рассчитывать на прорыв этого рубежа без захвата переправ было трудно. Ждать же, когда подойдут переправочные средства, рискованно. Танки и те с трудом одолевают разбитые, превращенные в сплошное месиво дороги. Тем более не могли пробиться автомашины с понтонами. А время не ждало: нельзя допустить, чтобы враг получил передышку и закрепился на Горном Тикиче. Нужна неожиданная танковая атака, стремительный удар и захват переправы.
И вот группа танков Пустовалова с десантом на броне идет на выполнение этого тяжелого и опасного задания. Две машины посланы несколько вперед. Это головной дозор. Его осуществляют экипажи гвардии младших лейтенантов Якова Телеченко и Константина Смирнова. Сообщения, которые они передают, пока обнадеживающие: никаких препятствий не встречается.
Пустовалов, высунувшись из люка башни, зорко всматривается в темноту. Грязь и без того сковывает движение, а тут еще темень, но ехать приходится с выключенными фарами: гитлеровцы рокот двигателей могут и не услышать, но свет засекут, и будет утрачена внезапность. Следит за дорогой и Крупинов, изредка перебрасываясь с Пустоваловым фразами.
Начинался серый, ненастный рассвет, когда дозорные танки Телеченко и Смирнова подошли к местечку Буки. Это большое село раскинулось по обоим берегам Горного Тикича. Все было тихо и спокойно. Дождь, видать, загнал немецких, часовых в дома. Можно было бы сразу рвануться к переправе, но офицеры не стали рисковать. Они правильно рассудили: нужно замаскировать танки, организовать наблюдение за мостом и его охраной и ждать подхода всей группы.
Когда подошли танки Пустовалова, у Телеченко и Смирнова уже созрел план атаки и захвата моста.
* * *
Пять танков с десантом на полной скорости устремились по улице, сбегающей к реке. Появление их было настолько неожиданным, что гитлеровский регулировщик, выбежавший на шум двигателей к перекрестку, принял машины за свои и даже фонариком указал путь на переправу. А когда мимо него проскочила первая тридцатьчетверка, он в ужасе схватился за автомат, висевший на шее.
- Прошляпил фриц, - спокойно заметил Крупинов и дал очередь. Солдат охнул и плюхнулся в лужу.
Стрельба всполошила гитлеровцев. Они начали выскакивать из домов. Откуда-то застрочил пулемет. Со стороны моста раздался орудийный выстрел. Но гвардейцы упорно пробивались вперед. Осколочный снаряд, выпущенный но окопу, из которого бил пулемет, заставил его замолчать. До моста было теперь совсем близко. Уже проглядывались его контуры и участок противоположного берега, откуда вела огонь вражеская пушка.
Телеченко обнаружил ее. Один за другим грянули два выстрела: пушка была разбита. Преодолевая огневое сопротивление, тесня гитлеровцев, танки с ходу вырвались на мост и устремились на противоположный берег. Часть десанта, спешившись перед мостом, заняла оборону по северному берегу. Здесь же остались и два танка. Отделения Крупинова и Матюнина проскочили на машинах через мост и заняли позиции на южном берегу реки. Переправа через Горный Тикич была в наших руках.
- Теперь надо быстрее окопаться, - сказал Крупинов. - Немцы наверняка попытаются сбросить нас в реку. Мириться с потерей переправы они не станут. Мы во что бы то ни стало должны удержать мост до подхода основных сил...
И действительно, не прошло и часа, как откуда-то ударили вражеские орудия, и фашисты, оправившись от паники, пошли в атаку. Но гвардейцы успели уже врасти в землю. Их было немного - человек двадцать автоматчиков да три танка (две машины остались для прикрытия на северном берегу). Петр понимал, что если фашисты не смогут их одолеть, то попытаются хотя бы частью сил проникнуть к мосту, чтобы подорвать его. Поэтому он предупредил бойцов:
- Ни одного немца к мосту не подпускать.
Между тем гитлеровцы накапливались за постройками, чтобы нанести стремительный удар. Наши бойцы зорко следили за ними, ожидая сигнала. И когда немцы, рассыпавшись по берегу, кинулись к переправе, Крупинов скомандовал:
- Огонь!
Справа хлестнул длинными очередями станковый пулемет Матюнина, застрочили танковые пулеметы, затрещали автоматы. Ливень огня встретил гитлеровцев. Атака сразу же захлебнулась, вражеская пехота откатилась назад.
Но, подтянув силы, фашисты снова пошли в атаку. Не обращая внимания на потери, они продолжали неистово напирать, обтекая с обеих сторон позицию гвардейцев. Положение создалось тревожное. Тем не менее наши воины не пали духом. Они косили гитлеровцев из пулеметов и автоматов, а когда те оказались совсем близко, пустили в ход ручные гранаты.
Борьба за переправу продолжалась. Петр Крупинов не заметил, когда кончился дождь и ветер разогнал тучи. Засверкало яркое весеннее солнце. И в это время с северного берега грохнул артиллерийский залп: это подошли главные силы бригады. Батальон майора Калашникова нанес мощный огневой удар по позициям врага на южном берегу реки и ринулся на переправу.
Кажется, все, задачу выполнили, - с облегчением и радостью сказал мне Крупинов, когда мы встретились на южном берегу. И он, довольный, начал рассказывать подробности ночного рейда, детали только что закончившегося боя. Слушая Петра, я радовался его фронтовым успехам, гордился им: настоящий партийный вожак роты, храбрый и отважный гвардеец нашего мотострелкового батальона.
* * *
Наглядное пособие
"Продвижение наших войск на Запад отмечаю на немецкой трофейной карте".
В день окончательной ликвидации корсунь-шевченковской группировки немецких войск наши солдаты сняли с одного из убитых гитлеровских офицеров полевую сумку с документами и передали ее мне как работнику политотдела. В сумке среди прочих бумаг оказалась карта Советской Украины с немецкими надписями. На ней была пометка: "Nur fur den Dienstgebraucht!" (Только для служебного пользования!)
"Для служебного, так для служебного", - подумал я тогда.
И надо сказать, что карта действительно служила мне вплоть до мая 1944 года.
Я внимательно изучил карту, сопоставил с нашей географической картой, подчеркнул надписи, которые меня заинтересовали, красным и синим карандашами отметил линию советско-германского фронта. Получился клин, глубоко врезавшийся в территорию, оккупированную врагом. На острие этого клина и находилась наша 11-я отдельная гвардейская танковая бригада, с тяжелыми боями пробивавшаяся к Умани, к Днестру.
Работа над картой подсказала мне тему очередной беседы с воинами: "Крах гитлеровского "нового порядка". Карта давала богатую пищу для размышлений. Наша Советская Украина была переименована в рейхскомиссариат Украина, ее территория перекроена на гитлеровский лад, прилегающие к Одессе районы, как и Молдавия, отдавались королевской Румынии... Словом, было о чем говорить с танкистами, среди которых немало было уроженцев Украины: Александр Луганский, Василий Пироженко, Иван Бондарь, Иван Величко и многие другие. К тому же и сами они, освобождая села и города Украины, своими глазами видели ужасы фашистской оккупации, следы варварских разрушений, виселицы на площадях городов и деревень, беседовали с освобожденными из неволи советскими людьми и убедились, что такое "новый порядок", какую участь готовили фашисты нашему народу. Это - участь бессловесных рабов, подневольного рабочего скота.
Пользуясь небольшой паузой в наступлении, бойцы и офицеры собрались у одного из танков, к борту которого я прикрепил убедительное наглядное пособие - трофейную карту. Я начал беседу. Вспомнил о вероломстве, с которым гитлеровская Германия напала на Советский Союз, о целях, которые ставила она в войне против нашей страны, о тяжелом сорок первом годе, о Сталинграде и Курской дуге. В ходе рассказа подвел своих слушателей к тому этапу наступления, в котором они сейчас участвовали, к великому весеннему наступлению по освобождению Правобережной Украины, обратил внимание на тот клин наших войск, на острие которого мы находились, рассказал о том, как перекроена карта Украины и что от нас требуется, чтобы скорее покончить с гитлеровским "новым порядком".
Гвардейцы слушали внимательно, видимо мысленно проходя вновь и вновь свой тяжелый фронтовой путь. И когда я закончил, вдруг заговорил Яков Телеченко:
- Я родом из Ростовской области. Гитлеровцев оттуда давно вышибли наши войска. Мне не пришлось освобождать свои родные места. Но для нас Родина - и Россия, и Украина, и вся наша великая страна. Наш экипаж немало побил гитлеровцев в корсуньском котле. Будем по-гвардейски бить их и дальше, пока не выкинем с родной земли, до полной победы.
Его поддержал командир танка гвардии младший лейтенант Константин Смирнов:
- Мы гитлеровским бандитам еще покажем, отучим их навсегда ходить на нашу землю!
Ребята слов на ветер не бросали. Наше наступление продолжалось. Рано наступившая оттепель расквасила все дороги и поля. Трудно было бойцам, трудно было и танкам двигаться по густой, вязкой грязи. Но гвардейцы мужественно преодолевали и сопротивление врага, и весеннее бездорожье. Сметая все на своем пути, они 9 марта ворвались в Умань. Геройски сражались в этих боях мои однополчане. Огнем танковых пушек и пулеметов они уничтожали врага, давили метавшихся в панике гитлеровцев гусеницами танков.
Бой за город был короткий, но яростный. Парторг роты Петр Крупинов в уличных боях снова проявил смелость и отвагу, личным примером увлекал бойцов. Отличился и Михаил Матюнин. Установив свой пулемет на башню танка, он метко косил мечущихся в панике фашистов.
10 марта город был очищен от врага. Все улицы Умани напоминали в те дни выставку трофейного оружия. Здесь были танки всех марок, противотанковые орудия, гаубицы, шестиствольные минометы, горы снарядов, сотни автомашин.
Не задерживаясь, танкисты бригады пошли дальше, к Южному Бугу. Свой боевой путь продолжали Крупинов, Матюнин и Пустовалов с Телеченко. Не было среди героев Горного Тикича гвардии младшего лейтенанта Константина Александровича Смирнова. Он пал смертью храбрых в боях на улицах города. Вместо пего в разведдозоре в сторону Джулинки теперь шел танковый взвод гвардии лейтенанта Владимира Несветайлова.
Имя этого двадцатидвухлетнего офицера стояло в ряду тех, кем гордились в бригаде. Коммунист Несветайлов прошел через многочисленные бои и зарекомендовал себя умелым и храбрым танкистом. Особенно он отличился 17 февраля, когда гитлеровцы пытались вырваться из корсунь-шевченковского котла. Несветайлов пять раз в течение этого дня водил свой взвод в атаку и беспощадно бил лезших напролом фашистов. И вот теперь ему поставлена задача выйти в район села Джулинки, разведать подступы к мосту через Южный Буг и обеспечить танковому батальону захват этой очень важной переправы.
Действиями соединения теперь уже руководил новый, комбриг полковник Борис Романович Еремеев, заменивший выбывшего Кошаева.
После овладения переправой через Горный Тикич до выхода на Южный Буг прошло лишь семь дней. Это была неделя больших боевых успехов советских войск, в том числе и воинов 11-й гвардейской танковой. Действия соединений, освобождавших Правобережную Украину, ломали все представления о физических и моральных возможностях человека. Стремление людей быстрее освободить родную землю от фашистских захватчиков, покончить с "новым порядком" удесятеряли силы наших бойцов и командиров, давали им возможность не только преодолевать невероятные трудности, но и проявлять массовый героизм.
...К трофейной карте я обращался и в последующие дни, всякий раз, когда проводил политинформации. Флажками, вычерченными красным карандашом, отмечал освобожденные населенные пункты. Фронт перемещался все дальше на запад. Красных флажков становилось все больше. Мы приближались к реке Прут - границе СССР с Румынией. Однажды во время беседы комсорг мотострелковой роты гвардии сержант Михаил Матюнин, широко улыбаясь, спросил:
- Товарищ гвардии капитан, ваша карта кончается. На. чем дальше будете отмечать продвижение наших войск?
Кто-то из солдат тут же ответил за меня:
- Обойдемся и без трофейной. Направление известное - Берлин! Так ведь, товарищ гвардии капитан?
- Безусловно так, - поддержал я бойца, а сам подумал, что вряд ли нам придется наступать на Берлин, скорее на Балканы.
Но вышло так, как многие из нас мечтали. В мае нашу бригаду из Румынии, куда мы уже вступили, перебросили в Белоруссию, под Ковель.