Издание: ПОДВИГ: Рассказы о Героях Советского Союза - Иваново: Облгиз, 1949

К биографии Калабина Алексея Ивановича

Дм. Прокофьев
НОЧЬ У ДНЕПРА

Двадцать седьмого сентября тысяча девятьсот сорок третьего года Сивашская дивизия вышла к Днепру в районе города Лоева. Уставшие от непрерывных боев и походов, бойцы батальона майора Соколова к вечеру расположились на окраине деревни, в нескольких километрах от реки. Они пробирались сюда заболоченными лугами, и не только приданная батальону артиллерия, но и обозы остались где - то позади. Из низко нависших туч, обложивших все небо, сыпался мелкий дождь. Несмотря на сравнительно еще теплое время, люди зябко поеживались в насквозь промокших и побуревших шинелях.

Пулеметная рота гвардии лейтенанта Калабина устроилась в риге, заполненной соломой и необмолоченными снопами пшеницы. Посредине, около самого входа, находился небольшой ток с плотно утрамбованной землей. Набросав на него соломы, бойцы тут же легли, близко прижимаясь друг к другу, чтобы согреться. По тому, как люди быстро разместились на небольшом току, Калабин понял: это все, что осталось у него от пулеметной роты.

С правого берега немцы обстреливали деревню редким, методическим артиллерийским огнем, и некоторые снаряды рвались совсем близко. От взрывной волны дверь риги покачивалась со скрипом.

Вскоре от командира батальона прибежал связной. Он сообщил Калабину, что получен приказ командира полка: сегодня ночью батальон, в который входила [19] пулеметная рота Калабина, первым начнет форсировать Днепр.

- Майор приказал, - сказал связной, - отобрать у всех бойцов плащ - палатки и набить их соломой.

- Слышали? - обратился Калабин к командирам взводов, которые находились тут же вместе с бойцами.

- Слышали, - ответили они.

- Выполняйте.

Сонная тишина, стоявшая в риге, сменилась оживлением. Кто - то уже влез наверх и сбрасывал оттуда солому. Толкаясь, бойцы расстилали плащ - палатки, вязали продолговатые мешки. Весть, принесенная связным от командира батальона, взволновала всех.

- Только лучше вяжите, - говорил Калабин. - На воде поздно будет доделывать.

- Да уж постараемся, товарищ гвардии лейтенант, - ответили из темноты. - Сами, чай, поплывем...

К нему подошел командир взвода Иванов.

- Сколько плащ - палаток? - спросил Калабин.

- Всего тридцать две.

"Значит, столько же и людей, - подумал командир роты. - Не густо. И пулеметов не хватает... Ну, ничего, ничего", - повторил он то самое слово, которое обычно произносил в тяжелые минуты и которое почему - то считал для себя спасительным.

Минут через двадцать в ригу вошел сам командир батальона. На одно мгновенье он осветил фонариком занятых работой людей.

- Идите сейчас же в деревню, - сказал майор Калабину, - и достаньте проводника. Он должен показать нам дорогу к Днепру... чтобы повозки могли пройти.

- Есть достать проводника, - откозырнул Калабин.

Он взял с собой двух автоматчиков, вышел из риги. Кругом было тихо, безветрено. Белые хаты едва виднелись в густой темноте. Калабин шел по безмолвной улице, думая, в какую хату постучаться. В этой деревне он никого не знал, как никто не знал и его. Тогда он остановился, решительно приподнял, отставил ворота из тонких жердей и направился в хату. Он поднялся на ступеньки крыльца, постучал в дверь. Никто не отозвался. Постучал второй раз. В хате послышались неторопливые, шаркающие по полу шаги. [20]

- Кто там? - спросил настороженный голос.

- Откройте, свои...

Отодвинулся засов, упал со стуком навесной крючок, и дверь отворилась. Калабин первым вошел в хату. Его обдало запахами жилья и свежего хлеба. Хозяин зажег маленькую, без стекла лампочку, стоявшую на столе. При каждом движении огонек вздрагивал. На стенах, на потолке покачивались неяркие тени. Окна были завешены самотканными половиками. На широкой лавке лежала постель, на которой спал старик, разбуженный Калабиным в этот неурочный час, С печки свешивалась голова старухи.

- Что вам, сынки, надо? - спросил хозяин, склонив набок голову и стараясь заглянуть Калабину в глаза.

Старику было не менее шестидесяти лет. Он был седой, с морщинистой лысиной. Длинная и пушистая борода закрывала ему почти всю грудь.

- Вы, может, покушать хотите? - предложил старик.

- Спасибо, папаша, - сказал Калабин, - есть мы не хотим...

- А то борща всыплю.

- Не надо, - отмахнулся один из автоматчиков, вдыхая в себя непреодолимо вкусный и раздражающий запах свежего хлеба. - Мы после зайдем, когда освободимся.

- Ну, после, так после, - согласился старик.

- Папаша, - сказал Калабин, - не покажете ли нам дорогу к Днепру? Только такую, где бы могли пройти и повозки.

- Хорошо, сынок. Это я могу сделать. Места знакомые.

Он надел залатанный пиджак, старый картуз и, отойдя в сторону, стал обуваться в лапти.

- Спрятал я сапоги - то, - пояснил старик, точно догадался о мыслях Калабина. - При немцах в лаптях ходил... А сапоги спрятал. Боялся отнимут. И поросенок в яме жил. Тоже через немцев света не видел. А вот корову не уберег, вчера угнали...

Он поглядел на печь. Там послышалось тихое всхлипывание.

- Плачет моя старуха, никак успокоиться не может... Когда старик оделся и подошел к столу, чтобы погасить лампочку, старуха сказала: [21]

- Не забудь, возьми палку, а то упадешь. Ночь - то вон какая темная. А палка тебе светить будет.

- До свидания, бабушка, - откланялся Калабин. - О дедушке не беспокойтесь, он скоро вернется.

- При вас, милый, какое может быть беспокойство? Ведь я о вас даже богу молилась, чтобы скорее вернулись.

Старик взял палку с выжженными на ней узорами и первый направился к выходу. Калабин и автоматчики вышли за ним. Темнота была хоть глаз выколи, а старик шагал твердо и уверенно, как днем, точно и в самом деле ему светила палка.

Калабин явился. к командиру батальона, доложил, что проводника нашел. Майор пожал старику руку, сказал:

- Извините за беспокойство. Но нам нужен человек, чтобы показал дорогу к Днепру.

- Какое тут беспокойство? Пойдемте, пойдемте, покажу.

И вот - старик впереди, что - то ощупывая своей палкой, за ним майор и Калабин, а позади пять бойцов - отправились к Днепру. Их всех сопровождал неугомонный, мелкий дождик. Они шли кустами, раздвигая мокрые ветки, лугом, на котором смутно поблескивали меленькие озерца. Старик, что - то нащупывая своей палкой, изредка повторял:

- Сюда идите, сюда...

Они миновали последние кусты и вышли на открытую поляну, покрытую мягкой отавой.

- Ну вот, сынки, мы и пришли. Вот он и Днепр наш, - сказал старик, показав палкой куда - то в темноту.

Но никто из шедших за ним, как ни старались, не могли различить реки. Возможно, и сам старик не видел Днепра, а только привычным ухом слышал едва уловимый плеск волн. Так угадывают на расстоянии что-нибудь очень близкое, родное.

Все повернули к стоявшему недалеко стогу сена.

- Давайте, отец, присядем тут и покурим, - сказал командир батальона. - А вы, гвардии лейтенант, берите трех автоматчиков, пройдите до самого берега, разведайте его крутизну и найдите более удобный спуск к реке. [22]

До Днепра оказалось не более двухсот метров. Берег всюду был обрывистый, подточенный волнами. Гремя плащ-палаткой, Калабин нашел отлогий спуск, сошел к самой воде.

На противоположном берегу ходил немец. В темноте поблескивал огонек его папиросы.

- Товарищ гвардии лейтенант, может, попугать немца? - спросил один из автоматчиков. - Ходит, гад, как по своей земле.

Калабин промолчал.

- Я - конечно, понимаю, - сказал боец, - что этого делать нельзя, себя обнаружишь. Но какого он чорта ходит так нахально?

- Если понимаешь, значит, нечего и говорить, - заметил строго Калабин. - А этот немец скоро отходится. Ему и на том свете будет икаться от днепровской воды.

Они вернулись к стогу сена. Майора уже не было. Он ушел, чтобы лично провести батальон к Днепру. Калабин забрался вместе с бойцами под стог. Там было тихо, пахло вялыми цветами. Калабин лежал, прислушиваясь к шуршанию дождя. Потом он ясно различил плеск воды. И снова мысли вернулись к предстоящей переправе.

Шум приближающихся шагов прервал его размышления. Это шел батальон. Калабин выслал навстречу автоматчика.

Вскоре к стогу сена подошел майор.

- Отведите и расположите роты, - сказал он Калабину. - Четвертая - справа, шестая - слева. Пятая разместится здесь. Каждой роте придайте по пулеметному взводу. - Потом тише добавил: - Сегодня не форсируем Днепр.

- Почему? - так же тихо спросил Калабин.

- Приказ из корпуса... Перед самым выходом сообщили. А мы уже принесли с собой набитые плащ-палатки.

Калабин провел роты до берега, указал им участки. Командиры рот отдали приказания командирам взводов расположить людей фронтом к реке и приступить к окапыванию, а сами вместе с Калабиным вернулись на командный пункт батальона. Майор повторил, что форсирования сегодня не будет, вероятно, требуется бо[23]лее тщательная подготовка. Бойцы устали, артиллерия еще где-то позади.

- А точно, товарищи командиры, - сказал майор, - я сам не знаю. Никаких подробностей из штаба полка не передали. Может быть, и там нет этих подробностей. От вас я требую пока только одно: следите строже за тем, чтобы днем бойцы не вылезали из окопов. Немцы не должны нас заметить. А теперь идите в свои роты. Если будут какие дальнейшие указания, вы их получите. Гвардии лейтенанту Калабину через час вернуться ко мне.

Командиры рот разошлись по своим подразделениям.

Как было приказано, ровно через час Калабин вернулся на командный пункт батальона.

- Забирайтесь сюда, - сказал ему из-под стога майор.

Калабин с трудом влез в негнущейся от дождя плащ - палатке.

- Окапываются бойцы? - спросил майор.

- Уже заканчивают. Во всех окопах выступила вода. Подстилают сено, хворост... Люди совсем промокли.

- Да, погодка, чорт бы ее побрал. Как в наказанье... Опять не отдохнут бойцы.

Сами уставшие в постоянных хлопотах, они незаметно забылись в коротком сне, а когда проснулись, непроницаемая темь несколько посерела. Приближался рассвет. Пришли бойцы хозяйственного взвода и принесли в термосах завтрак.

- Скорее разносите, - приказал майор, - бойцы немного согреются...

Командир батальона и Калабин позавтракали, но спать уже больше не пришлось. Немцы начали обстреливать берег. Видимо, они все - таки услышали стук лопаток.

Поредевшие роты были расположены всего метрах в семидесяти, и Калабин весь день провел на командном пункте батальона, ведя наблюдение за противоположным берегом Днепра. А вечером был получен приказ - сменить расположение. Батальон переместился на полтора километра вправо. Берег туг был извилистый, еще более заболоченный, местами покрытый высоким камышом. [24]

Калабин находился в шестой роте лейтенанта Белова, проверял готовность станковых пулеметов, когда с командного пункта батальона позвонили и приказали ему немедленно явиться туда. Калабин взял автомат и отправился, держась за телефонный провод, чтобы не сбиться с дороги. Встретивший его майор сказал:

- Оставьте за себя командира первого взвода. Вы будете готовить переправу. Таков приказ командира полка. Сейчас же возьмите из пятой роты бойцов, повозку и перевезите к Днепру набитые соломой плащ - палатки. Затем оставьте себе двух бойцов, выберите место и оборудуйте КП, откуда и будете руководить переправой. Задача ясна?

- Вполне, товарищ майор, - ответил Калабин.

Не теряя ни одной минуты, он взял бойцов, послал за повозкой и, когда она подошла, приказал погрузить набитые соломой плащ - палатки и направился к берегу Днепра. Там он нашел отлогий спуск к реке с густыми зарослями ивняка со сторонам. Более удобного места нельзя было и найти. Сложили плащ - палатки в кусты и прикрыли ветками. Когда все было сделано, Калабин отослал обратно людей и повозку, оставив с собой двух автоматчиков.

Далеко слева шел бой. Оттуда доносились глухие артиллерийские раскаты. Калабин лежал в камышах и курил, накрывшись плащ-палаткой, пока бойцы рыли для него и телефониста окоп. Мысли невольно возвращались к тому, что должно скоро совершиться. Вспомнил и весь свой пройденный путь по дорогам войны, отца с матерью, живущих в Иванове, откуда он после окончания школы ФЗУ при комбинате искусственной подошвы был призван в ряды Красной Армии.

- Ваше задание выполнено, товарищ гвардии лейтенант, окоп готов, - прервал его размышления подошедший автоматчик.

Калабин поднялся и вместе с бойцами направился в батальон.

Они шли вязким от воды лугом. Потом стали попадаться какие - то кусты, заросли камыша. Они долго петляли в темноте, наконец, поняли, что сбились с дороги.

- Товарищ гвардии лейтенант, давайте где-нибудь пересидим до рассвета, - сказал боец. - Потом скорее найдем своих. А так можно далеко зайти... [25]

Это был, собственно, единственный выход. Они вошли в камыш, выбрали посуше место и легли. Один боец сейчас же уснул, а вскоре уснул и другой. Только Калабина не могла свалить усталость. Он продолжал oбодрствовать.

Над рекой стоял густой туман и в его сероватой мгле не был виден берег. Вскоре подул ветерок. Темнота поблекла.

- Ребята, вставайте, уже светает.

Бойцы вскочили с той готовностью, какая вырабатывается у людей на фронте.

Оказывается, они находились в небольшой балочке, по дну которой протекал ручей, поросший камышом. Калабин поднялся кверху и заметил идущих двух бойцов. Это были ординарцы командира батальона и начальника штаба.

- Где КП батальона? - спросил Калабин, когда они подошли ближе.

- Перейдите через этот гребешок, там он и есть.

Калабин рассмеялся: пролежали ночь в камышах и не знали, что командный пункт батальона находится совсем рядом.

Калабин сидел вместе с майором и изучал по карте лежащий перед батальоном участок правого берега. В это время из штаба полка явился связной и передал майору конверт. Командир батальона вскрыл его, быстро пробежал глазами по бумажке и, отпустив связного, сказал:

- Ну, вот, гвардии лейтенант, и дождались...

- Что такое? - в счастливом возбуждении спросил Калабин, заранее стараясь догадаться о содержании полученной бумажки.

- Теперь, кажется, начнем. Сегодня ночью доставят четырнадцать лодок.

Майор придвинул к себе карту. Калабин также склонился над ней, следя за карандашом майора.

- Их доставят вот сюда, в эту балочку, она идет параллельно нашей...

Продолговатое, скуластое и красное от загара я ветров лицо Калабина осветилось веселой улыбкой.

- Она мне знакома, товарищ майор, я же там ночь провел. [26]

- Ну, да, она самая... Только лодки свалят вот здесь, метров шестьсот от берега. Возьмешь бойцов яз пятой роты и перенесешь лодки к самой переправе. Но в воду пока не спускай.

- Все будет сделано, товарищ майор, - сказал Калабин. - Только разрешите взять катушку провода

- Зачем?

- Я пошлю бойцов, и пока светло, они протянут этот провод к берегу. Ночью люди будут ходить, держась за него. И с дороги не собьются, и дело скорее пойдет.

- Это правильно, - сказал майор. - Сейчас прикажу, чтобы принесли провод.

Калабин отобрал двух наиболее ловких и расторопных бойцов, рассказал им, что надо сделать.

- Ползти придется по-пластунски, чтобы вас не заметили немцы. Доберетесь до берега и там закрепите конец провода.

Часа через полтора вернулись бойцы и доложили, что провод подведен к самому берегу и закреплен.

- Надежно? - спросил Калабин.

- Намертво, товарищ гвардии лейтенант!

В полночь сообщили, что лодки на месте. Калабин взял бойцов, перевалил через невысокий гребень, разделявший балочки, и добрался до них по проводу. Это были большие, сделанные из толстых досок рыбачьи лодки, густо когда - то просмоленные, но сейчас уже несколько рассохшиеся. Видимо, на них уже давно не выезжали на рыбную ловлю.

- На каждую лодку по восемь человек. Идти совершенно тихо. И держаться за провод. Иначе собьетесь... Я сам буду находиться на берегу. Подносить по одной лодке и держать интервал, чтобы не наскочить друг на друга.

Лодки перенесли к берегу и тщательно укрыли, так что их нельзя было заметить не только с правого берега, но даже с самолета.

И вот наступила последняя на этом берегу ночь, полная безмолвного и деятельного напряжения. В эту ночь никто не заснул.

Калабин находился на командном пункте батальона, когда майора срочно вызвали в штаб полка. Уходя, он сказал: [27]

- Чувствую, гвардии лейтенант, что сегодня обязательно начнем.

Он вернулся быстрее, чем можно было предположить.

- Ну как? - спросил Калабин.

- Поздравляю, - и майор пожал ему руку.

- Значит, форсируем?

- Да. И первым начинаете вы...

- Благодарю за доверие, товарищ майор, - сказал Калабин, становясь в положение "смирно", хотя, может быть, этого и не надо было делать, потому что в темноте майор едва ли мог это заметить.

- Командир полка приказал: в двадцать четыре ноль - ноль, на имеющихся четырнадцати лодках, без единого выстрела вы со своей пулеметной ротой и двумя взводами стрелковой роты лейтенанта Белова должны переправиться через Днепр, захватить линию обороны противника, с последующим выходом к опушке рощи, и удержать плацдарм до подхода подкрепления. С вами будет находиться мой заместитель старший лейтенант Лысенко. Сигнал для начала форсирования - одна трассирующая пуля с КП полка в сторону противника.

Майор помолчал. И эта минута молчания показалась Калабину бесконечной.

- Разрешите выполнять приказ командира полка? - сказал Калабин, радуясь тому, что ему доверили первому форсировать Днепр. Он хорошо понимал, какую трудную и опасную задачу возложили на него. Но он был полон уверенности, что выполнит ее.

- Ну, желаю удачи, гвардии лейтенант. Калабин построил свою роту вместе с приданными ей двумя стрелковыми взводами и направился к Днепру, к тому самому месту, где вчера ночью он сложил и замаскировал в кустах лозняка рыбачьи лодки. Погода не улучшилась. С низко нависшего неба, невидимого в темноте, все так же сыпался мелкий дождь, но теперь он казался как нельзя кстати. В эту ночь он будет их надежным помощником.

Днепр неумолчно шумел, на песчаный берег взбегали волны, лизали его и откатывались обратно, чтобы набежать вновь.

Тихо, стараясь не шуршать кустами, бойцы вытаскивали большие, тяжелые лодки и спускали в воду, [28] метрах в двадцати пяти одна от другой. Калабин собрал командиров взводов и передал им содержание приказа, полученного от командира батальона. Затем указал, какой взвод и где будет находиться. Отдавая приказание, Калабин рассчитывал так, чтобы во взводах, находящихся на флангах, были станковые пулеметы. Если немцы обнаружат лодки и откроют огонь, наши пулеметчики должны открыть ответный, прикрывающий огонь.

- Сам я буду находиться в центре боевых порядков, за третьим взводом, - сказал Калабин. - А сейчас разведите людей и расположите по отделениям против каждой лодки.

Надо было все предусмотреть заранее, ничего не забыть и не упустить. Калабин знал, что как только лодки покинут берег, так прекратится с ними всякая связь. Он не сможет уже отдать какое - либо дополнительное приказание.

А за Днепром была почти полная неизвестность. Наблюдения с этого берега мало что дали. Только и был замечен один крупнокалиберный пулемет. И выходило так: все, что есть у немцев перед участком батальона, можно будет узнать лишь тогда, когда люди .вступят на правый берег, когда они столкнутся лицом к лицу с врагом. Поэтому надо было быть готовым к тому, чтобы все учитывать в ходе самого боя, ориентироваться на месте, принимая быстрые и точные решения.

Опасения Калабина не были напрасными и он не преувеличивал трудностей выполнения предстоящей задачи.

Но чем сильнее волновали его возможные последствия, тем настойчивее он думал о том, все ли он предусмотрел. И снова начинал объяснять и проверять, часто поглядывая в ту сторону, откуда должна была появиться одинокая трассирующая пуля на черном небе.

Он спустился с берега. Привязанные лодки тяжело покачивались на волнах. Калабин заметил, что в некоторых лодках было много воды. Нет, это не от дождя. Он осмотрел их, насколько позволяла ему темнота ночи, и нашел, что четыре лодки сильно текли. Он приказал заткнуть щели предусмотрительно захва[29]ченной паклей и выделить в каждом отделении специального бойца, чтобы вычерпывать из лодки воду во время переправы. Потом он вызвал двух связистов, которые должны были ехать с ним вместе.

- Катушку оставьте на берегу, а конец провода закрепите в лодке. Если мы опрокинемся, придется вплавь добираться, а разве катушку удержишь? Мы же тогда без связи останемся.

Связисты принялись выполнять приказание. А сигнала все еще не было.

- Закурите напоследок, товарищ гвардии лейтенант, - сказал кто - то из бойцов, подавая ему кисет.

Калабин свернул папиросу, и в это самое время в небе прочертила красноватую дугу трассирующая пуля. Калабин бросил папиросу и скомандовал:

- По лодкам!

Бойцы тихо сбежали к воде.

Калабин ощупал пистолет, планшетку с картой, ракетницу, заткнутую за пояс, и сел в свою лодку, в которой уже находились заместитель командира батальона старший лейтенант Лысенко, пришедший перед самым сигналом, два ординарца, два телефониста и гребец, коренастый, отважный волжанин.

Лодки бесшумно отходили от берега, чуть виднеясь на поверхности реки. Всплеск работающих весел сливался с плеском воды. Только изредка, едва уловимо, раздавался посторонний глухой звук: это вычерпывали котелками из лодок воду. Калабин повернулся к связисту, сидящему на корме:

- Привяжи мне за пояс конец провода. В случае опрокинемся, - так не потеряем его.

Лодки плыли неровно, вразброд, слева несколько отставали. Это беспокоило Калабина. Но сделать он уже ничего не мог. Приходилось надеяться, что гребцы слева разойдутся и нагонят, выйдут на линию правофланговых лодок.

До противоположного берега метров семьсот. Судя по карте, он был крутой и высокий. Но и вода, и низко нависшее небо так плотно слились, что невозможно было различить хотя бы слабые его контуры. А вскоре пропал из виду и левый берег. Люди, сидевшие в четырнадцати лодках, теперь находились между темной водой и еще более темным небом, с которого все так [30]же сыпался мелкий дождь. Лодки были как маленькие, зыбкие островки. Они держались на воде пока только потому, что кругом было спокойно. Но как долго будет продолжаться это спокойствие?..

Думая об этом, Калабин всем своим существом хотел лишь одного: как можно скорее добраться до правого берега. Ведь каждую минуту могло все резка измениться. То, что их немцы заметят около берега, он в этом даже не сомневался. Он сам же видел огонек папиросы и слышал, как насвистывал немец, патрулируя берег. Но пусть это будет не слишком рано, чтобы успеть, несмотря ни на что, уцепиться за берег, почувствовать под ногами землю. Потом их трудно будет сбросить в Днепр.

Когда отплыли уже метров четыреста, слева послышался шум. Калабин уловил: "Спасайте"

"Опрокинулась лодка", - с горечью и сожалением подумал он.

На этот шум немцы сейчас же открыли пулеметный огонь, а вслед за ним заработала и артиллерия. Снаряды, вспенивая воду, рвались между лодок. Гребцы изо всех сил нажимали на весла, стараясь как можно скорее прорваться сквозь артиллерийский огонь. Теперь уже нечего было опасаться нарушить тишину, которая сопутствовала им раньше, - воздух сотрясался от разрыва снарядов и неистовой трескотни крупнокалиберного пулемета. Опрокинулись еще три лодки, захлестнутые водой.

Но вот, наконец, свершилось то, чего так нетерпеливо ожидал Калабин: справа подошло к берегу несколько лодок, бойцы выпрыгнули на песок и с криком "ура", строча из автоматов, бросились к немецкой траншее, которая находилась в метрах пятнадцати от воды вверх по отлогому берегу. За ней начиналось ровное песчаное место, поросшее редкими кустами лозняка, а метрах в двухстах уже основной берег - очень высокий и обрывистый, но тоже песчаный. По краю его проходила вторая траншея с блиндажами и дзотами.

Покров тишины был сброшен. Огонь пулеметов и автоматов с треском разрывал на части темноту ночи. И хотя лодки приближались к берегу, как приближается к нему косая волна (попрежнему отставал левый фланг), огонь был дружным, более сильным, чем вели [31] немцы. Появление наших бойцов для них было полной неожиданностью.

Но артиллерия противника делала свое дело. Когда Калабин находился уже метрах в пятидесяти от берега, взрывом снаряда опрокинуло ехавшую рядом лодку.

- Держись, ребята, - крикнул Калабин, - сейчас пришлю за вами свою лодку. Давай, жми скорее! - обратился он к бойцу, сидевшему за веслами.

Однако не проехали и тридцати метров, как длинной очередью крупнокалиберного пулемета, словно пилой, срезало напрочь у лодки нос. Сидевший на нем телефонист с аппаратом был убит.

Ничего не оставалось делать, как прыгать в воду. Вспомнив, что к его поясу привязан конец провода, Калабин крикнул:

- Помогайте тянуть провод!

Он был в плащ - палатке, и она распласталась над ним, как тяжелые, намокшие крылья. И все же Калабин плыл первым.

Как только он вышел на берег, отвязал от пояса провод, проверил, здесь ли планшетка с картой, и с радостью нащупал уцелевшую ракетницу. Он сейчас же зарядил ее и выстрелил. В темноте, в сторону противника, взвилась зеленая ракета. Это был условный сигнал - он вступил на правый берег Днепра.

Но этой же ракетой Калабин осветил и себя, и едва не поплатился жизнью. Над немецкой траншеей мелькнул ствол винтовки, раздался выстрел, и пуля прошла ему по подбородку. Калабин упал на сырой песок и бросил в немца гранату.

Кругом было все так же темно, и приходилось ориентироваться только по голосам, чтобы узнать, где наши, а где немцы. Слева лодки запаздывали и, опасаясь быть захваченным немцами, Калабин подался вправо. Там бойцы приблизились к траншее, и уже завязался рукопашный бой. Вслед за ним побежали старший лейтенант Лысенко, связист, таща за собой провод. Гребец остался у лодки, а ординарец Калабина поехал спасать тех людей, которые просили у них помощи.

В темноте трудно было понять, что происходило в траншее. Бойцы пустили в ход и приклады, и лопатки, отжимая немцев. [32]

Вскоре подошли остальные лодки. Теперь соединились обе группы, и это облегчило на некоторое время положение наших бойцов. Оставив заслон справа, Калабин устремился влево, стараясь освободить век" первую траншею. Так бились около часа. Наконец немцы не выдержали и побежали из первой траншеи.

- Вперед! - скомандовал Калабин, сам еще хорошо не зная, что там впереди.

Но им преградил дорогу немецкий пулемет, находившийся в дзоте и молчавший до сих пор. Он открыл по нашим бойцам ливневый отсечный огонь, не давая возможности выбраться из траншеи. Чтобы не терять ни одной минуты, Калабин побежал с группой бойцов вправо по траншее. Она вела к другой линии обороны.

Вдруг он споткнулся и упал в квадратный выем, более глубокий, чем траншея. В этом выеме, вероятно, был немецкий наблюдательный пункт. Он был тщательно замаскирован кустами лозняка. Это понял Калабин, собственно, тогда, когда случайно наткнулся руками на телефонный аппарат в кожаном футляре. Эта неожиданная находка была очень кстати.

Калабин отсоединил телефонный аппарат и послал его с бойцом старшему лейтенанту Лысенко, который находился на берегу возле лодок. И пока Калабин продолжал бежать по траншее, старший лейтенант уже связался с левым берегом и доложил командиру батальона, что первая линия немецкой обороны захвачена нашими бойцами, что гвардии лейтенант Калабин серьезно ранен в бою, но продолжает оставаться в строю и командовать, что во время форсирования Днепра потеряно от артиллерии противника шесть лодок.

- Прошу дать огня по правому флангу, - сказал Лысенко, когда закончил докладывать, - мешает дзот. Не дает продвигаться.

- Покажите его местонахождение ракетой. Отсюда не видно, - сказал майор.

- "Утки" возвращать? - спросил Лысенко про лодки.

- Если прорвутся, - пусть плывут.

"Если прорвутся", - подумал старший лейтенант и поглядел из своего окопа в сторону Днепра. Немецкая артиллерия еще более усилила огонь, и от разрыва снарядов теперь буквально кипела вода. Противник [33] стремился помешать дальнейшей переправе наших бойцов, чтобы отрезать Калабина, окружить его группу на берегу и уничтожить.

- Сумеешь прорваться? - спросил Лысенко бойца - волжанина, который перевозил их.

- Попробую, товарищ старший лейтенант.

- Тогда давай... Бери с собой еще две лодки и командуй.

Немцы стремились окружить группу наших бойцов или сбросить в Днепр, и Калабин делал все для того, чтобы удержаться. Нет, отсюда, с правого берега, он теперь не уйдет. Он будет драться до последнего вздоха, но удержит за собой захваченный плацдарм, обеспечит переправу для других частей.

Калабин не ошибся. Через несколько десятков метров первая линия траншеи ломалась почти под прямым углом и шла к крутому и высокому берегу. Там была вторая линия обороны, более совершенная. В ней же находился и тот самый дзот, из которого сейчас беспрестанно вел огонь крупнокалиберный немецкий пулемет. Достигнув поворота, Калабин скомандовал:

- Приготовить гранаты!

Расчистив путь гранатами, бойцы, не задерживаясь, пробежали весь ход сообщения, который тянулся метров двести по ровной песчаной полосе, поросшей редкими кустарниками, и ворвались во вторую линию обороны. Немцы не знали, какими силами располагал Калабин. Их ошеломила та решительность и дерзость, с которой действовали наши бойцы. И почти не оказывая сопротивления, они бежали по траншее, которая, извиваясь змейкой, вела к опушке рощи.

Достигнув опушки рощи, Калабин остановился. Задача, возложенная на него командованием, была выполнена. Теперь оставалось закрепиться здесь и держаться до тех пор, пока не переправится на правый берег весь батальон. Калабин послал двух бойцов перенести телефон с берега Днепра, где продолжал находиться старший лейтенант Лысенко, во вторую траншею, чтобы можно было держать личную связь с командиром батальона. Вернувшиеся бойцы сообщили, что три лодки, несмотря на сильный артиллерийский огонь противника, сумели прорваться на левый берег за пополнением и боеприпасами. [34]

Поскольку бойцы быстро, не задерживаясь, пробежали по второй траншее, в которой находились и блиндажи, и хорошо оборудованные пулеметные ячейки, и даже дзоты, Калабин приказал одному из командиров взвода пройти обратно по траншее и осмотреть ее.

- Если имеется оружие, - соберите его. Оно пригодится нам, - сказал Калабин.

Командир взвода вернулся и доложил о результатах осмотра. Он принес с собой станковый пулемет, телефонный аппарат и много ракет. Калабин сейчас же приказал поставить трофейный пулемет на левый фланг, подле опушки рощи, потому что со стороны рощи и деревни, в которой, вероятно, находились главные силы немцев, можно было каждую минуту ожидать атаки.

А справа продолжал вести огонь немецкий пулемет - Это беспокоило Калабина. Хотя амбразура дзота была направлена в сторону берега и пулемет не мог обстреливать вторую траншею, но в случае очень серьезного нажима противника слева этот пулемет может доставить много хлопот и потерь. И пользуясь минутным затишьем, Калабин приказал Синельникову, командиру пулеметного взвода, разбить этот дзот.

- Зайдите с тыла и забросайте гранатами. Если пулемет уцелеет, поставьте там же в сторону противника.

Синельников с несколькими бойцами подобрался бесшумно к дзоту и забросал его гранатами.

Теперь бойцы располагались от дзота до самой опушки рощи. Калабин ходил по траншее и проверял, расчищают ли они бровки в сторону противника, протирают ли от песка оружие. Потом он отправился осматривать весь захваченный им район, чтобы иметь ясное представление, где он находится. Он заходил во все ячейки, блиндажи, оглядел высокий, обрывистый берег, который еще совсем недавно он изучал только по карте, лежащей у него в планшетке. А сейчас вот он ходит по этому берегу как законный его хозяин. Проходя по траншее, он видел, как мало у него бойцов. Они стоят далеко друг от друга. Но чтобы ни было, этой освобожденной земли они никому не отдадут. Даже если очень задержится подкрепление , и тогда они не уйдут отсюда. [35]

Вернувшись на свой наблюдательный пункт, Калабин приказал поставить противотанковое ружье на стыке хода сообщения и второй траншеи на случай появления танков, соединился по телефону с командиром батальона и доложил, что поставленная перед ним задача полностью выполнена.

- Любой ценой держать захваченный плацдарм до подхода подкрепления, - сказал майор.

- Буду держаться до последнего вздоха, - ответил Калабин.

Короткое затишье закончилось. Не перестававшая обстреливать Днепр артиллерия противника в несколько раз усилила свой огонь. Теперь она била и по левому берегу, откуда стреляла наша артиллерия поддержки.

"Начинается", - только и успел подумать Калабин.

Со стороны деревни, захватывая и опушку рощи, немцы пошли в первую атаку. На несколько десятков советских бойцов противник бросил, как потом выяснилось из показаний пленных, целый батальон. Еще издалека гитлеровцы открыли мощный пулеметно - ружейный огонь. Стреляло все, что было в их распоряжении. Они рассчитывали этим подавить моральное состояние наших бойцов, вызвать среди них замешательство и панику. Подойдя походам сообщений на близкое расстояние, немцы стали забрасывать траншею гранатами.

- Ни шагу назад! - отдал команду Калабин. - Отбить атаку противника. Скоро будет подкрепление.

Несмотря на свое превосходство в людях, немцы все же не решились идти по открытой местности, а старались продвинуться по траншее. Но стоявший на левом фланге трофейный пулемет и автоматы бойцов намертво закупорили траншею.

Не прошло и пяти минут, как гитлеровцы повторили атаку. На этот раз они бросили значительную группу по опушке рощи, чтобы зайти в тыл нашим бойцам и тем самым отрезать их от Днепра. Положение было более чем серьезным. Видя, что у них в тылу оказалась группа немецких автоматчиков, наши бойцы стали, хотя и медленно, но пятиться по траншее вправо от опушки леса, где особенно ожесточенно нажимали немцы, не считаясь ни с какими потерями. [36]

Сохраняя присутствие духа даже в эту критическую и тяжелую для него минуту, Калабин приказал Синельникову выделить отделение для уничтожения прорвавшейся в тыл немецкой группы, а сам снял несколько бойцов с правого фланга и с криком "ура" побежал налево восстанавливать положение. Узнав командира роты, отошедшие было бойцы кинулись вперед.

- Смерть немецким захватчикам! - повторял Калабин при каждом броске гранаты. Это был наиболее любимый вид оружия гвардии лейтенанта. Когда наступали критические минуты в бою, он больше всего доверял гранатам. Он был уверен, что с ними не пропадешь.

Долгая и упорная была схватка, но немцев все же оттеснили назад и восстановили прежнее положение. А прибежавший командир взвода сообщил, что зашедшая в тыл группа противника частью уничтожена, частью рассеяна, при этом два немецких солдата взяты в плен.

- Где пленные? - спросил Калабин.

- В первой траншее.

- Отправьте их к старшему лейтенанту.

- Людей же нет, товарищ гвардии лейтенант, - сказал командир взвода. - Каждый боец на учете...

- Выполняйте приказание! - строго заметил Калабин, и в одном этом ответе командир взвода уловил нерушимую уверенность гвардии лейтенанта в успехе своего дела, готовность преодолеть все, что выпадет на их долю.

Минут через десять немцы пошли в третью атаку. Перебегая по траншее, Калабин требовал, как можно ближе подпускать противника и вести только прицельный огонь.

Немцы приближались. Первым из тумана показался офицер.

- Огонь! - скомандовал Калабин, и в тот же момент перед ним, на бровке траншеи, разорвалась граната. Он не успел даже пригнуться. Его оглушило, ранило в лоб, висок, пробило осколком правое ухо. Однако он находился в таком напряженном и возбужденном состоянии, что сразу и не почувствовал боли. О ранении напомнил ему ординарец, находившийся с ним ря[37]дом. Он бросился бинтовать Калабину голову, чтобы приостановить кровь.

- Я свалил офицерика, - сказал он, накладывая на голову бинт. - Это он бросил гранату...

- А ты скорей заматывай! Некогда...

Светясь в темноте забинтованной головой, еще более негодующий и озлобленный, Калабин сам решил атаковать немцев и опрокинуть их. Увлеченные его примером, бойцы выскочили из траншеи и с мощным, воодушевляющим русским "ура" бросились навстречу немцам, снова пуская в ход и приклады, и лопатки.

С честью и славой выдержали бойцы и третью атаку немцев, третью атаку за какие-нибудь полчаса. Никто не дрогнул, не отступил. Даже раненые оставались в строю и продолжали драться, потому что вместе с ними находился дважды раненный командир роты. Он истекал кровью, но по прежнему подбадривал бойцов, первым кидался туда, где было наиболее опасно. И эта неистощимость командира, его воля, мужество и стойкость, его расчетливая дерзость, вера в успех дела, желание во что бы то ни стало выстоять до подхода подкрепления передавались всем бойцам и заставляли их быть такими же, как командир. Именно в эту предельно напряженную ночь, каких, может быть, немного бывает даже на войне, бойцы крепко и надолго полюбили своего командира верной солдатской любовью.

Когда несколько спало напряжение и можно было вспомнить о себе, Калабин понял, что полученные им раны более серьезны, чем ему казалось. Он сменил бинт, но кровь продолжала течь. Он испытывал такое ощущение, словно вокруг него вращалась какая - то карусель, которая вот - вот подхватит и понесет и закружит вместе с собой. И он напрягал все силы, чтобы владеть собой, держаться на ногах, так же командовать, а главное не дать заметить бойцам, что его состояние плохое.

Калабин вызвал командира взвода и приказал выделить наиболее ловких бойцов, которые должны были добраться до убитых немцев и взять у них оружие. Бойцы вернулись и принесли с собой шесть автоматов.

- Отправьте их на левый фланг, - сказал Калабин. В следующую атаку немцы опять могли пойти со стороны рощи. [38]

Его вызвал к телефону командир батальона. Калабин коротко доложил майору о том, что третья атака немцев так же отбита и что он занимает старое положение.

- Значит, держишься?

- Держусь, - сказал Калабин. - Только прошу ускорить переправу "уток".

- .Утки" поплыли, - ответил майор, поняв, о чем говорит Калабин. - Жди, они скоро будут у тебя.

Минут через пятнадцать к нему, действительно, явился командир шестой роты лейтенант Белов со взводом бойцов. Вместе с Беловым явился артиллерийский корректировщик. Были доставлены ящик патронов и двадцать гранат. Прибывшие бойцы могли в лучшем случае возместить понесенные в трех атаках потери. Но то, что люди прибыли елевого берега/они как бы связывали всех находившихся в траншее с батальоном, полком - всеми теми, кто был готов придти на помощь, нетерпеливо дожидаясь, когда опять подойдут лодки, прорвавшись сквозь огонь немецкой артиллерии.

Калабин объяснил командиру шестой роты Белову обстановку и направил его вместе с прибывшими бойцами на левый, как наиболее опасный, фланг, оставив себе в виде резерва одно отделение, чтобы можно было во время боя прикрыть им тот или другой участок. Белов выслушал его, но почему - то медлил и не уходил, Калабину показалось странным поведение лейтенанта.

- Что у тебя? - спросил Калабин.

- Ничего, - почти невнятно произнес командир шестой роты.

- Тогда торопись, времени у тебя меньше, чем ты предполагаешь. Немцы могут пойти в атаку. Держись хорошенько. Если будет очень трудно, приду сам.

Белов ничего не сказал на это и медленно направился по траншее, вобрав в плечи голову.

"Что с ним? - подумал Калабин. - Трусит, что ли?"

Но сейчас же постарался забыть об этом. Он приказал ординарцу распаковать принесенный ящик и раздать бойцам патроны, а сам стал разносить гранаты, вручая их как награды.

Немцы пошли в четвертую атаку. И не слева, как предполагал Калабин, а справа, заходя одновременно [39] по берегу в тыл. Они старались повторить здесь тоже самое, что уже делали на левом фланге. Немцы, предпринимая атаки, старались нащупать наиболее уязвимое место в обороне Калабина.

С реки продолжал наползать туман, застилая весь берег, но воздух уже посветлел, и немцы еще издалека открыли огонь. Услыхав стрельбу на правом фланге, Калабин побежал туда со своим связным. Это было для него неожиданностью. Рассчитывая, что противник снова пойдет со стороны рощи, он постарался укрепить левый фланг, отдав туда и два ручных пулемета, привезенных Беловым. Но Калабин и не подумал о том, чтобы взять у Белова людей и хотя бы один ручной пулемет. Нет, он не мог этого сделать. А что, если немцы предприняли справа ложную атаку? Возьмешь у Белова часть людей и оружия, а немцы как раз там и навалятся всеми силами. Что тогда будет делать Белов? А сам - то он как-нибудь справится здесь. Отобьется.

Калабин подбежал к командиру взвода, который, вскинув автомат, следил за приближением противника. У командира взвода было посиневшее от холодного тумана лицо и воспаленные, ярко блестевшие из - под каски глаза.

- Осторожнее стали немцы - то, - сказал он Калабину, - не так напористо лезут.

- Раньше не загадывай. Немцы - то, кажется, хитрят. Повнимательней будь. Подпускать противника как можно ближе и без моей команды - ни единого выстрела. Передай об этом бойцам.

Калабин подошел к трофейному пулемету, переставил его на другую бровку траншеи, чтобы можно было вести огонь в сторону берега. И как только показались из белесого тумана немцы, Калабин крикнул "огонь" и нажал на гашетку пулемета, стеля вдоль берега очередь за очередью. Предположение Калабина и на этот раз оказалось близким к истине. Немцы хитрили. Видя, что у наших бойцов мало патронов, они решили воспользоваться этим, подойти под прикрытием тумана как можно ближе, а затем сразу навалиться на наших бойцов.

Эта четвертая атака была самой продолжительной и самой ожесточенной. Немцы приближались иногда [40] настолько близко, что брошенные ими гранаты подхватывались на лету нашими бойцами и возвращались обратно. И хотя гитлеровцы несли большие потери, Калабин с болью отмечал потерю каждого своего бойца. Он приказал артиллерийскому корректировщику усилить огонь, одновременно послал ординарца за резервным отделением, которое предусмотрительно оставил из взвода, прибывшего с лейтенантом Беловым. С отделением прибежал расчет противотанкового ружья. Толк от ружья сейчас был небольшой, но грохало оно - здорово. А тут "подбросила огоньку" и наша артиллерия. Немцы залегли. Калабин крикнул корректировщику:

- Клади ближе снаряды! Чего ты бьешь по хвосту? Ты по голове бей! Мы в траншее, нас осколки не заденут. Давай ближе!..

Снаряды нашей артиллерии стали приближаться к траншее, взмешивая белый сырой песок, а вместе с ним и немцев.

Так была отбита четвертая атака.

Калабин встал из - за пулемета, вытирая пот с окровавленного лица.

- Чортов туман, - сказал он, откидываясь к стенке траншеи, чтобы не упасть, - от него все лицо взмокло.

Стоявшие рядом бойцы переглянулись. Они понимали, что туман здесь, собственно, был непричем.

- Вам, товарищ гвардии лейтенант, надо бы перевязать голову - то, - сказал один из них. - Кровь течет, а повязка сбилась и вся в песке.

- А ну, - сказал Калабин ординарцу, - наведи порядок, забинтуй как следует.

Он старался казаться таким же бодрым и сильным, способным все перенести, а сам невольно протягивал перед собой руки, чтобы опереться о противоположную стенку траншеи, потому что вокруг него вновь понеслась карусель. В глазах потемнело и он показался самому себе удивительно легким.

- Держи его, - шепнули ординарцу, - он сейчас упадет! Ослаб... Крови много потерял.

Но Калабин уже справился с собой. Он строго поглядел на ординарца и сказал:

- Если взялся перевязывать, так перевязывай!.. Он прошел к телефону и доложил командиру батальона, что четвертая атака немцев успешно отбита. [41] На этот раз Калабин ничего не сказал о помощи, не майор понимал его.

- К вам отплыли еще две "утки". Скоро сам буду... Как самочувствие?

- Прекрасное, - ответил Калабин.

- Я уже все знаю... Мне Лысенко передал. Если плохо чувствуете себя, - переправляйтесь на левый берег.

- Не могу. Буду драться, пока не прибудет все наше хозяйство.

Разве он мог оставить своих бойцов, когда положение было очень тяжелым. Никто лучше его не понимал, в каком положении находились они.

Немцы предприняли 'пятую атаку. Как и в первый раз, они шли по траншее и одновременно заходили в тыл. Тут произошло то, что смутно, но неотступно беспокоило Калабина. Заметив, что немцы начинают обходить левый фланг с тыла, лейтенант Белов растерялся и убежал к Днепру, где находились наши лодки. Бойцы заметили это и тоже стали отходить по траншее.

Калабин находился на своем наблюдательном пункте, в середине траншеи, когда ему сообщил об этом прибежавший боец. Он отобрал несколько человек и, выделив из них старшего, послал задержать группу противника, заходившую в тыл, а сам побежал по траншее восстанавливать положение на левом фланге. Его нагнал телефонист. Старший лейтенант Лысенко только что сообщил с берега, что подъехали еще две лодки, с которыми прибыл на правый берег и командир батальона. Он привез с собой станковый и ручной пулеметы.

Прибежав на левый фланг, Калабин крикнул бой - дам, отбивавшимся от наседающих немцев:

- Подкрепление прибыло, ребята! Четыре атаки выдержали, а теперь - то мы продержимся! Вперед, за мной!..

С подоспевшей группой бойцов решительным броском, ошеломившим противника, Калабин сумел восстановить прежнее положение.

- Вот это командир, прямо орел, - говорили о нем бойцы, когда отступили немцы и в пятый раз.

Оставив за себя артиллерийского корректировщика, [42] Калабин побежал с ординарцем к Днепру, чтобы узнать, куда делся Белов.

Тот находился на берегу и спокойно грузил в лодки раненых бойцов, словно без него здесь не могли обойтись. Калабин подошел к командиру батальона.

- Товарищ майор, - сказал он, едва сдерживая себя, - лейтенант Белов бросил роту и сбежал в момент атаки немцев.

Майор не сразу поверил тому, что сказал ему Калабин.

- Как так сбежал?

- Испугался и сбежал. Командир батальона вызвал Белова.

- Вы почему здесь находитесь, а не в роте?. Белов мялся, не зная, что сказать. ;

- Оставить людей в такую критическую минуту, - не выдержал Калабин. - Да как ты смел это? А?

- Немедленно в подразделение! - закричал командир батальона на совершенно растерявшегося и побледневшего Белова.

Лейтенант сорвался с места и побежал вверх, ко второй траншее. Калабин побежал вслед за ним, потому что каждую минуту немцы могли пойти в очередную атаку.

Вдруг Калабин остановился, качнулся из стороны в сторону и повалился.

- Что с вами, товарищ гвардии лейтенант? - спросил Белов, опускаясь перед ним на колени, словно прося прощение за свой поступок.

- Уйди от меня, - сказал Калабин. - Трус!

- Да я же не убежал, товарищ гвардии лейтенант. Это вы совсем напрасно... - торопливо говорил Белов. - Я пошел отправить раненых...

- В такое - то время? А зачем сапоги снимал? Через Днепр готовился бежать? От своих - то бойцов? А кровь, которую они пролили, ты забыл? А приказ забыл? Ты трус, понимаешь - трус! - уже кричал Калабин, пытаясь встать. Он был большой, сильный, но сейчас казался слабым и беспомощным.

Белов хотел помочь ему встать на ноги.

- Не надо, я обойдусь и без твоей помощи. Я вообще могу обойтись без тебя. Лучше не иметь одного человека, чем иметь труса! [43]

Калабин поднялся и, разбрасывая сапогами песок" пошел крупными, не совсем уверенными шагами, а Белов бежал впереди него и оглядывался через плечо, словно опасался, что Калабин может сгоряча выстрелить ему в спину.

Только добрался Калабин до траншеи, как немцы пошли в очередную атаку.

Поистине, надо быть богатырем, чтобы все это выдержать. И первым среди равных был гвардии лейтенант Калабин, командир группы. В самый разгар немецкой атаки явился командир пятой роты, только что переправившейся через Днепр, и доложил:

- Товарищ гвардии лейтенант, прибыл в ваше распоряжение в составе роты.

Калабин только и успел сказать:

- Забирайте два взвода и скорее идите на левый фланг, будете за старшего...

С подходом пятой роты положение. Калабина значительно улучшилось. А вскоре майор сообщил ему, что плывет третий батальон. Это было то самое, чего Калабин и его бойцы так долго и терпеливо ждали.

- Обеги траншею, - сказал Калабин ординарцу, - и сообщи бойцам, что к нам едет третий батальон. Скоро будет здесь.

Его вызвал к телефону майор.

- Слушаю, - сказал Калабин, откинувшись к стенке траншеи, чувствуя, что может упасть.

- Явитесь ко мне.

Калабин отдал необходимые приказания и отправился к Днепру. У берега покачивались лодки. Он подошел к группе бойцов, занятых перевозкой, заглянул через их плечи. На разостланной плащ - палатке лежал лейтенант Белов. Открытые глаза его были устремлены в какую - то невидимую точку.

- Что с ним? - спросил Калабин.

- Раненый, - сказал боец, подвигаясь в сторону и давая место Калабину, - возле сердца прошла пуля.

- Плох?

- Умирает...

Калабин нагнулся. Белов медленно перевел на него глаза цвета холодной днепровской воды. В последнюю минуту своей жизни он может быть хотел сказать ему, что вот как война мстит даже за один поступок [44] трусости и что смерть отступает перед мужеством героев.

Бойцы бережно взялись за плащ - палатку и понесли Белова.

- Товарищ майор, гвардии лейтенант Калабин прибыл по вашему приказанию, - привычно и четко доложил он о своем приходе.

А перед глазами опять начинало все вращаться...

Майор внимательно осмотрел стоявшего перед ним Калабина в изодранной и пробитой пулями и осколками плащ - палатке, с забинтованной головой, с разбитым подбородком, и отступил на шаг, словно Калабин сейчас был слишком велик для того, чтобы можно было одним взглядом смерить его во весь рост.

- Передайте командование командиру пятой роты, - сказал он, - а сами отправляйтесь в медсанбат.

- Разрешите остаться, товарищ майор.

- Я приказываю...

Калабин простился с майором и с чувством сожаления пошел к лодкам. Белова уже увезли на левый берег. Калабин сел в лодку. За веслами сидел тот самый коренастый волжанин, с которым он вчера форсировал Днепр. Теперь он вез его обратно.

- А все - таки мы удержались, товарищ гвардии лейтенант, - сказал гребец, посматривая на разрывы снарядов. Немцы продолжали обстреливать Днепр. - И эту реку перешагнули... А теперь что ж нас может задержать?

- Теперь ничего не удержит, - согласился Калабин, облокачиваясь на сиденье.

Несколько дней висевшие низко тучи поредели, и над Днепром проглянуло солнце. Калабин подставил ему свое лицо и закрыл глаза, наслаждаясь теплом ласковых лучей. Он лежал и прислушивался, как с клекотом ударяются волны о лодку. Она покачивается, рывками подвигаясь вперед. А Калабину показалось, что он едет обратно туда, где находятся его люди, с которыми он совершил в эту ночь то, что казалось выше человеческих возможностей.

С правого берега донеслось многоголосое, смягченное расстоянием "ура".

"Наши атакуют деревню", - подумал Калабин и пожалел, что там сейчас нет его.

Он прищурился: легкая зыбь Днепра вся блестела под солнцем, точно по реке, от берега до берега, плыло расплавленное, искрящееся серебро.

- И погодка - то сегодня наша, - сказал гребец, счастливо улыбаясь всем широким лицом, сохранившим крепкий и густой летний загар. - Победная погодка, товарищ гвардии лейтенант!

Калабин промолчал, наполненный счастливым ощущением честно исполненного долга.

* * *

А из дивизии в армию и выше, до самой Москвы, уже летела реляция на гвардии лейтенанта Калабина Алексея Ивановича. И когда он находился в госпитале, в газетах был опубликован Указ Верховного Совета о присвоении ему звания Героя Советского Союза Содержание