Издание: ПОДВИГ: Рассказы о Героях Советского Союза - Иваново: Облгиз, 1949

К биографии Сафронова Федора Петровича

А. Петров
НА ОДЕРЕ

Все, о чем рассказано ниже, могло бы показаться вымыслом, если бы это не произошло с человеком, который живет среди нас, работает на химическом заводе. Человек этот - Федор Петрович Сафронов, Герой Советского Союза.

Медленно наступал февральский рассвет. Над заснеженной рекой стлался туман. Последние саперы вернулись от понтонного моста, который они собирали ночью. Другие переправы, более мощные и тщательно замаскированные, находились в двух - трех километрах справа. Там приготовилась к броску через Одер танковая армия маршала Рыбалко.

Одиночный понтонный мост, перед которым остановился только что прибывший минометный дивизион капитана Федякина, был запасным, сделанным с той целью, чтобы отвлечь к нему внимание гитлеровских наблюдателей. И расчет нашего командования удался: заметив с воздуха эту переправу, немцы сосредоточили против нее большое количество артиллерии.

Знал ли о замысле старшего командования капитан Федякин, располагая здесь свой дивизион, сказать сейчас трудно. Может быть, и не знал. А если и догадывался, то все равно ничего не мог изменить в полученном боевом приказе. Поэтому, когда совсем рассвело и ветер согнал с реки туман, капитан Федякин отдал команду - переправляться побатарейно. [101]

Топтавшиеся от холода бойцы стали торопливо садиться по машинам. Вместе со своим расчетом вскочил в машину и младший сержант Сафронов, высокий, с продолговатым лицом и крутым волевым подбородком. Сафронов считался лучшим наводчиком в минометном дивизионе. - И чего, спрашивается, стояли? - сказал заряжающий Мельников. - Только время потеряли да перезябли..

- Теперь уже были бы на том берегу, - согласился замковый Каплун. - Проскочили бы так, что немцы и не заметили.

- Не трудно проскочить, но как бы не наскочить, - с усмешкой проговорил Сафронов. - Вот что!.. Поэтому не нам решать - рано или поздно. Командиру дивизиона видней.

Под колесами застучали доски настила. Сафронов сидел с краю и глядел, как постепенно удаляется берег, на котором, готовясь к переправе, вытягиваются в цепочку другие машины дивизиона. Кругом было все бело от снега. И тихо, совсем тихо.

- Верно проскочим, - невольно вырвалось у подносчика Замулдинова, когда машина проехала уже половину моста.

Но он едва успел договорить. Заранее сосредоточенная здесь немецкая артиллерия открыла ураганный огонь. Снаряды начали рваться со всех сторон. Лед гудел, трещал и вместе с замутненной водой взлетал на воздух.

Видимо, прямой наводкой была подбита головная машина. Когда рассеялся дым разрыва, спрыгнувший на мост Сафронов успел заметить, что машина стоит, накренившись набок, рядом чернеет большая воронка и в ней плавает солдатская шапка. Путь вперед был закрыт.

- Попали... - упавшим голосом сказал шофер Белозеров, безнадежно посматривая на берег, где находился дивизион. Там рвались снаряды еще гуще.

Спустя несколько минут показались вражеские самолеты. Они шли низко и, развернувшись над переправой, стали сбрасывать бомбы и обстреливать из крупнокалиберных пулеметов. Сафронов вместе с другими бойцами минометного расчета укрылся под машиной. [102]

Он слышал, как осколки снарядов ударялись о ствол миномета, о кабинку машины. Один ударил в скат, пробил покрышку с камерой, из которой со свистом вырвался плотно сжатый воздух.

Переправа раскачивалась и скрипела. Ее захлестывала вода, выбрасываемая взрывами. Лежавший рядом с Сафроновым маленький и худенький Замулдинов вначале старался вытирать лицо рукавом шинели, а потом перестал, так как это было бесполезно: он был мокрый от шапки до ботинок.

- Ползти надо, товарищ младший сержант, - сказал Замулдинов сдавленным голосом, - к своим - ползти...

- Поздно уже, - отозвался Сафронов, чувствуя дрожь во всем теле. Он также промок до последней нитки.

- Что там огонь, что здесь огонь... А может и доберемся, - настаивал подносчик. Его худенькое лицо стало иссиня - темным от холода.

- До воды доберешься, Замулдинов... дальше нет ходу. Погляди!

Замулдинов приподнял голову и увидел, что причалы порваны и между берегом и краем взломанной переправы на большом расстоянии плещется вода. Чистый снег, от которого всего несколько минут тому назад было кругом бело, теперь почернел от пороховой копоти, лед вдоль реки искрошен, словно его толкли пестами.

Сквозь непрекращающиеся разрывы снарядов послышался страшный треск. Переправу подбросило, как щепу на волне.

- Затонула первая машина, - сказал Белозеров. - Теперь за нами черед...

- А ты бы не каркал, - перебил его с озлоблением Каплун, - тут и без твоих слов невесело!

Сафронов поглядел на Каплуна, на маленького Замулдинова, на Мельникова, у которого были плотно сжаты обескровленные губы, и с тревогой подумал: если артиллерийский обстрел будет продолжаться хотя бы еще минут десять, их зальет на этой полуразбитой, уже отрезанной от берегов переправе, они превратятся в ледышки и примерзнут к доскам. Они даже не смогут подняться...

"Да, положеньице", - подумал Сафронов и вдруг он заметил, что остаток моста, на котором они находились, [103] вместе с машиной и минометом, медленно поворачиваясь, плывет вниз по течению реки. При каждом взрыве снаряда машина теперь так накренивалась, приходила в такое движение, что бойцы с опаской поглядывали на нее, как бы она не перевернула остаток моста. "Люди не доплывут, погибнут", - думал Сафронов.

Переправу прибило волнами к вражескому берегу. Один за другим бойцы перебежали с нее на берег и залегли в снег, потому что осколки снарядов проносились над самой головой. Первые минуты никто из бойцов не знал, что они будут делать? Пока для них ясно было одно: земля надежнее зыбкого куска переправы. Но вот снаряд ударил в понтон. Вода хлынула в пробитые борта. А вскоре был поврежден и второй понтон. Под тяжестью трехосной машины и миномета остаток мос'га стал погружаться на дно. Когда закончилось погружение, над поверхностью воды осталась лишь узкая кромка заднего борта.

Казалось, что это - конец. Мокрые, обледенелые бойцы лежали на вражеском берегу. Что их могло ожидать? В лучшем случае - смерть, а в худшем - позорный плен. Им даже нечем было отбиваться. Правда, сбегая на берег, Мельников сумел захватить с собой автомат. Но разве с ним долго продержишься? И наган Сафронова - невелика защита.

Однако именно в эти минуты наивысшей опасности у младшего сержанта Сафронова созрела спасительная решимость. Он понял, что лежать совершенно бесполезно, даже пагубно. Долг коммуниста повелевал ему действовать. Никогда не следует опускать рук и падать духом, если имеется хотя бы малейшая надежда, если еще не все потеряно.

Сафронов поднялся и решительно сказал:

- Надо вытаскивать миномет.. Это наше оружие!

Где - то совсем рядом пролетали, фырча и посвистывая, снарядные осколки, а Сафронов стоял с плотно - сведенными челюстями и говорил сквозь зубы:

- Мы на берегу противника. Значит, считается - форсировали Одер. А раз так, - обязаны держаться! Наше оружие с нами, - показал он заострившимся подбородком на миномет, чуть просвечивающий сквозь плотную зеленоватую воду. - Вытащим и будем держаться!.. [104]

В другое время это показалось бы невероятным. Надо было не думать, что кругом рвутся немецкие снаряды, что месяц февраль, а придется идти в ледяную воду, что в миномете тысяча двести килограммов веса. Однако не думать об этом нельзя было, но и другого выхода не было.

Самая лучшая и доходчивая агитация - это личный пример. И вот Сафронов, скользя по стволу миномета, добрался до машины. Держась одной рукой за край борта, другой он стал отсоединять миномет от машины.

- Разве отцепишь?.. - сказал Белозеров.

Кузов машины был слишком приподнят, сцепление натянулось, и он, как шофер, понимал, что это значило.

- Отцеплю, - упрямо ответил Сафронов, погружая в воду руку по самое плечо.

Пальцы стыли, деревенели, теряли чувствительность, но младший сержант был настойчив. Наконец выдернул шпильку и отделил ствол миномета от буксирного крючка. Вернувшись на берег, он скомандовал:

- Подтаскивай!..

Стоя почти по пояс в воде, все ухватились за чугунную плиту, за колеса и подтянули миномет к кромке льда. Но все последующие усилия оказались напрасными. Едва втаскивали на лед одно колесо и принимались за другое, как первое колесо сейчас же скатывалось обратно. Тысяча двести килограммов давали себя знать.

"Нет, так не выйдет, - решил Сафронов. - Только зря потеряем время и выбьемся из последних сил".

- Нужно развернуть ствол, - сказал он, - поставить миномет вдоль кромки льда и попытаться завалить его на "спину". Это будет вернее.

Бойцы переглянулись. Заметив их вопросительные взгляды, обращенные на него, Сафронов в обледенелой, негнущейся шинели снова пошел в реку, неловко переставляя ноги и стуча коленками по звонким полам. Дойдя до машины и погрузившись в воду по самые плечи, Сафронов уперся грудью в ствол миномета и пошел обратно. Ствол вращался довольно свободно.

Увлеченные примером младшего сержанта, бойцы oновь спустились в воду и, стоя в ней по пояс, напряжением сверхчеловеческих сил опрокинули миномет на "спину", а затем, когда он был уже на берегу, поставили вновь на колеса. По синим, затвердевшим [105] от мороза лицам как бы скользнул пробившийся сквозь тучи солнечный луч, у всех посветлели глаза. Люди точно обрели новую силу. С ними теперь был миномет, их грозное оружие, которое вручила им родина для разгрома врага. Коченеющие, оторванные от своего дивизиона, пять советских воинов считали своим долгом оборонять кусок земли, на котором они находились. Кто знает, может быть, только им удалось перебраться через Одер, может быть, отсюда, с их "пятачка", наша армия поведет свое дальнейшее наступление.

Миномет стоял на берегу, повернутый трехметровым стволом в сторону противника. Но люди были так же безоружны, как и в ту минуту, когда они высадились на берег с разбитой переправы. Мины находились в машине. А это значило: опять лезть в ледяную воду по самые плечи.

- Немцы, - произнес кто - то глухим, тихим голосом. Все поглядели вдаль от берега. Из-за видимой линии горизонта показалась группа немцев. Она быстро приближалась.

И снова вопросительный взгляд от одного к другому.

- Придется отбиваться, - сказал Сафронов, стараясь достать свой наган из скользкой кобуры.

Подпустив гитлеровцев на близкое расстояние, Мельников дал по ним две коротких очереди из автомата. Потом подумал, точно подсчитывал, много ли осталось у него в диске патронов, и дал третью очередь.

Видимо, не ожидавшие такой встречи, немцы побежали обратно.

- Третью - то очередь напрасно просыпал, - сказал Сафронов. - И без нее фрицам досталось. А патроны поберечь следует... Они еще пригодится.

Сафронов не сомневался в том, что теперь их немцы в покое не оставят. Он поглядел в сторону машины. На ней лежат в ящиках мины. Как близко, каких-нибудь пять метров, и в то же время они были очень далеко. Они были отделены водой, от которой останавливалась в жилах кровь и замирало сердце. А люди слабели с каждой минутой. Белозеров как забрался в воронку, так и лежал в ней. Подобрав под себя ноги, - сидел около миномета Мельников.

"Замерзнут, - подумал Сафронов; чувствуя, как у "его самого все стынет внутри. - Надо поднять людей... [106] Пока есть в нас хотя бы капля жизни, мы обязаны держаться."

- Мины! - говорит он изменившимся голосом, потому что губы перестали уже шевелиться. - Нужны мины... Немцы опять придут. Мы не можем сидеть и ждать.

С невероятным спокойствием и презрением, словно был уверен в том, что перед ним расступится леденящая душу вода, Сафронов уже в какой раз пошел, подволакивая ноги, к машине. Он откинул задний борт, ухватился за веревочные ручки ящика, в котором находилась мина, и понес его к берегу. Все это Сафронов делал с подчеркнутой решимостью, словно ему ничего не стоило находиться по плечи в ледяной воде, стоять мокрым до последней нитки при десятиградусном морозе.

Мельников смотрит на младшего сержанта, видит, как тот волоком тащит к миномету ящик, который весит около четырех пудов, медленно поднимается и, покачиваясь, гремя измятой шинелью, идет в реку. Точно встряхнувшись, за ним следует Замулдинов. Младший сержант останавливает его: - Вернись... Не дойдешь!

Там, где Сафронову по грудь, маленькому Замулдинову будет выше головы. Тогда он подхватывает ящик, принесенный Каплуном, и, упираясь в снег каблуками ботинок, толчками подтаскивает его к миномету. Потом он возвращается, чтобы помочь Мельникову, но в это время его тяжело ранит осколком снаряда. Замулдинов падает недалеко от воды.

Вскоре опять показались немцы. На этот раз их было значительно больше. Но шли они по прежнему кучно, и Сафронов с уверенностью отличного наводчика подумал, что он накроет эту группу фрицев. Однако первая мина, так дорого доставшаяся нашим бойцам, разорвалась далеко позади немцев. Зато вторая - прямо в середине их. Когда рассеялся дым, все бойцы расчета увидели, что гитлеровцев как ветром сдуло. Может кто и уцелел случайно, но и тот не подавал вида. - Здорово накрыл, - сказал Мельников, передернул плечами и, не проронив больше ни слова, пошел к машине.

Сафронов поглядел на него, подумал: "Воспрянул... Значит, продержится". [107]

Сафронов, Мельников и Каплун четырежды ходили к машине, четырежды погружались по самые плечи в ледяную воду. Они вытащили на берег двенадцать мин. Кроме того, Мельников принес из машины ручной пулемет с полным диском. Он очень пригодился В третью атаку гитлеровцы пошли, рассыпавшись цепочкой, и Мельников, стрелявший из пулемета, надолго задержал немцев. Они лежали, зарывшись в снег, не смея поднять головы.

Но атаку не прекратили. Немцы, видимо, уже догадались, что у наших бойцов не надолго хватит патронов. И они выжидали...

- Одиночными стреляй, - сказал ему Сафронов, доставая окоченевшими пальцами наган. Теперь то он, кажется, мог пригодиться.

Гитлеровцы стали делать перебежки, стараясь приблизиться к берегу. Мельников, держась за спусковой крючок обеими руками, вел по ним огонь - то одиночный, то короткими очередями. Со стороны немцев полетели гранаты. Сафронов спустился в воронку и приготовился драться до последнего патрона. Сил у него оставалось тоже немного. Больше других ему пришлось пробыть в холодной воде, и он уже настолько окоченел, что в теле прекратилась дрожь. Но в нем жило упорство советского человека, большевика - никогда не сдаваться. Сафронов только беспокоился, что может не согнуть палец, чтобы в нужный момент выстрелить из нагана. И не только потому, что у него совершенно одеревенели на морозе руки. Когда он шел последний раз к машине за миной, его сильно контузило: снаряд пролетел над самой головой, и сейчас она кружилась, в глазах темнело. Вероятно, поэтому и атака немцев, уже третья по счету, плохо сохранилась в памяти. Отчетливо запомнилось лишь то, как на него, стоя над воронкой во весь свой рост, приготовился броситься немецкий офицер. Однако Сафронову удалось во - время выстрелить, гитлеровский офицер с беспомощно вскинутыми руками повалился на спину. Потом наступила тишина. Сафронову показалось, что прекратила огонь и артиллерия. Но он почему - то все ждал, что на него кинутся сейчас другие немцы.

Когда он с величайшим трудом выбрался из воронки, увидел, что Мельников держал в руках немецкий [108] автомат, Каплун снимал с убитого офицера парабеллум. Оказывается, немцы и на этот раз 'не смогли сбросить в Одер маленькую горстку наших бойцов.

Почти весь день гитлеровцы вели сильный артиллерийский огонь по берегу, на котором находился не успевший переправиться минометный дивизион капитана oФедякина. Бойцы дивизиона, которые видели все, что произошло на переправе, с восхищением и сочувствием наблюдали за беспримерным поведением своих товарищей Сафронов не знал, что по приказанию капитана Федякина два миномета открыли огонь, когда немцы пошли на них в третью, наиболее серьезную и решающую атаку. Он не знал также, что со стороны дивизиона дважды делалась попытка переехать к нему на лодке.

Лишь с наступлением первых жидких сумерек, когда немецкая артиллерия прекратила на время огонь, капитан Федякин вместе с начальником разведки и связистом сумел добраться до Сафронова. В своем неизменном бушлате, в каске, из - под которой высовывались уши серой шапки, капитан Федикин прошел вперед метров на триста и устроил там себе наблюдательный пункт. От него Сафронов узнал, что танковая армия маршала Рыбалко переправилась через Одер и ведет бой уже в глубине обороны противника.

- Продержитесь еще немного, - сказал он бойцам, - скоро должен переправиться дивизион. Мы о вас все знаем... Видели.

- Продержимся, товарищ капитан, - ответил Сафронов.

И действительно: спустя некоторое время дивизион переправился. Видимо, уже заранее получившие приказание капитана Федякина, к группе Сафронова прибежали старшина, санинструктор и несколько бойцов, неся с собой сухое обмундирование. Пока санинструктор, с трудом разжимая зубы, вливал в рот Сафронову неразведенный спирт, старшина резал ножом на куски смерзшуюся на нем шинель.

Переодетого во все сухое, тепло укрытого Сафронова положили в машину. А на другой день, когда прошла с ним дрожь, он уже снова участвовал в бою. Вместе с другими он рвался к Берлину, чтобы победоносно закончить войну. [109]

Содержание