СНОВА НА ФРОНТ

Двадцать девятого июля двумя группами мы перелетели под Вязьму на аэродром Двоевка. Сразу после приземления зарулили на окраину аэродрома, замаскировали рассредоточенные самолеты и тут же стали отрывать щели-укрытия для себя и механиков. Это был наш первый горький опыт войны.

Вечером, когда стемнело, нас собрал на командном пункте майор Н. И. Акулин. Рядом с ним находился командир 401-го истребительного авиаполка капитан К, К. Коккинаки. Он показал на карте, где проходит линия фронта. Оказалось, что со стороны Витебска противник приближается к Духовщине. Сейчас там идут ожесточенные бои. Сегодня же наши войска оставили Смоленск.

Это сообщение потрясло нас. А Коккинаки вдобавок сообщил, что у них в полку осталось всего шесть самолетов "МИГ-3".

На следующий день начала войны из летчиков-испытателей были сформированы два истребительных авиаполка: 401-й и 402-й. Один из них возглавили С. П. Супрун и К. К. Коккинаки, а другой - П. М. Стефановский и К. А. Груздев. 401-й полк сразу вылетел под Смоленск, а 402-й - в Идрицу. Оба полка хорошо воевали, но авиации нашей после тяжелых потерь в первые дни войны был еще очень мало.

Вскоре майор Акулин сообщил, что наш полк вошел в состав 43-й смешанной авиадивизии. Командует ею генерал Захаров. Кроме наших истребителей, в дивизию входят разведчики и бомбардировщики "СУ-2", которые стоят восточнее нас, в Темкино.

Утром предстоял вылет на прикрытие района Ярцево. Отправимся шестерками, которые поведут Нюнин, Тимошенко и Панков.

В три часа ночи наши шестерки стали подниматься в воздух с интервалом в тридцать минут. Они патрулировали довольно долго в районе Ярцево-Духовщина, однако противника не обнаружили.

К тому времени на самолетах "ЛаГГ-3" уже были установлены радиостанции "РСИ-3". Правда, работали они еще некачественно, с большими помехами. Но переговариваться между собой в воздухе было уже можно. Хуже обстояло дело со связью с землей. Это нам серьезно мешало в боевой обстановке.

В тот же день я еще трижды вылетал на прикрытие станции Вязьма. А в четырнадцать часов мы шестеркой самолетов "ЛаГГ-3" полетели сопровождать бомбардировщиков "СУ-2" в район западнее Духовщины, где была обнаружена колонна войск противника.

Бомбардировщики сделали два захода на цель. Нашему звену было приказано атаковать зенитную артиллерию - эрликоны и крупнокалиберные пулеметы.

Огонь наших истребителей был мощным, так как вооружение их состояло из пушки 20 мм, двух крупнокалиберных пулеметов и двух скоростных пулеметов Шпитального.

Мы оставили после себя восемь очагов пожара. Движение колонны вперед прекратилось.

Вечером снова был вылет. На этот раз мы с лейтенантом Беловым вновь обеспечивали прикрытие своего аэродрома и Вязьмы.

Обстановку можно было назвать спокойной, и усталость взяла свое. В какой-то момент я задремал. Почти сразу очнувшись, определил, что самолет штопорит от потери скорости. Немедленно дал рули на вывод из штопора и боевым разворотом набрал высоту до четырех тысяч метров.

Теперь надо было оглядеться. К своему огорчению Белова я не обнаружил. Зато правее и выше себя увидел разведчика немцев "До-17". Не раздумывая, я пошел на сближение с ним.

Заметив это, фашистский летчик решил укрыться в пелене облаков. Но я продолжил преследование.

После второй моей очереди противник перешел на пикирование. Я ждал, когда он выйдет из него, и тут же открыл огонь из всех точек.

"Дорнье" задымил, перешел на бреющий полет. Между Сафоново и Дорогобужем он врезался в лес и развалился на части. Это был мой первый сбитый самолет.

На земле, после посадки, механик сержант Дубинин, осмотрев мой самолет, сокрушенно покачал головой.

- Командир, - сказал он, - а сейчас-то пробоин больше, чем утром.

Тогда было лишь три, теперь - восемнадцать.

- Ничего, - усмехнулся я. - У тебя ведь золотые руки, стало быть

это поправимо.

Наши механики заделывали пробоины просто, в отверстие забивали деревянный чоп с клеем, зачищали и закрашивали эмалитом. Ведь наши самолеты были цельно-деревянными.

Командир полка поздравил меня со сбитым самолетом.

- Ну вот и у тебя счет открыт, - сказал майор Акулин. - А сам-то много пробоин получил?

Я ответил.

Он покачал головой:

- Надо бы поменьше.

Конечно, я видел, что по мне стреляют. Но бой есть бой, а уклоняться от огня противника в то время я еще совсем не умел. Вечером командир полка поставил перед летчиками задачу:

- С рассветом шестерками наносим удар по той же колонне возле

Духовщины. Она, кажется, приходит в себя после нашей сегодняшней взбучки. Шестерки поведут Панков, Тимошенко, Нюнин. Вылет Нюнину в три часа утра, Панкову - в три тридцать, Тимошенко - в четыре.

Не успел я закрыть глаза, как пора было уже вставать. На улице моросил дождь, и я поежился. На аэродроме возле самолета возился мой механик.

- Все в порядке, командир, - сказал он.

- Спасибо, - ответил я.

Сержант Дубинин пожелал мне счастливого полета. Я снова поблагодарил. Это стало ритуалом.

Дважды в этот день мы летали на штурмовку вражеской колонны. В первый вылет я поджег штабную автомашину и два грузовика. А в следующий раз подавил огонь двух счетверенных зенитных установок.

Дубинин насчитал шестнадцать пробоин в крыльях и фюзеляже моего самолета.

В семнадцать часов опять поднялись в небо. Задача: подавить воздушный десант в районе Ярцево. Но противника мы не обнаружили и отштурмовали мелкие подразделения немцев в районе Духовщины.

В девятнадцать часов новое задание: сопровождать на бомбометание наши "Су-2".

Во время этой операции мне вновь пришлось подавлять огонь зенитных установок.

Потом на смену самолетам "Су-2" на аэродроме в Темкино расположился полк самолетов "Пе-2". От Вязьмы до Темкино всего двадцать пять километров. Сопровождать самолеты "Пе-2" было намного легче, У них и скорость была выше и бомб они брали в два раза больше. Но главное имели свои бортовые пулеметы для отражения атаки истребителей.

В среднем у нас получалось по шесть-семь боевых вылетов в день, Два из них были рассчитаны на сопровождение бомбардировщиков в район Духовщины-Ельни или в район переправы через Днепр. Еще два вылета отводились на штурмовку наземных войску в районе Духовщины. Остальные на прикрытие железнодорожных станций Вязьма, Сафонове, Дорогобуж, Ярцево.

Двадцать девятого июля противник на нашем участке фронта был остановлен. И хотя бои продолжались с прежним напряжением, он уже продвижения не имел.

Вспоминаю наиболее значительные события того времени. Второго августа во второй половине дня мы перелетели двумя группами под Спас-Деменск, а на рассвете следующего дня вылетели на штурмовку аэродрома Сеща. По данным воздушной разведки, там село большое количество бомбардировщиков, скорее всего для налетов на Москву. Нашу группу повел капитан Панков. До войны он часто летал с этого аэродрома, хорошо знал подходы к нему и вообще район действий. Это имело большое значение. Неслучайно уже первая наша атака оказалась удачной.

Самолеты противника стояли на линейках густо, без рассредоточения и маскировки. Каждый из нас поджег по самолету. На аэродроме начались пожары и взрывы. Но тут ожила зенитная оборона. Панков приказал Тимошенко подавить огонь зениток, что и было исполнено.

Примерно за четверть часа штурмовки мы сожгли тридцать самолетов противника. А наши соседи из 129-го полка в это время атаковали аэродром Шаталово и уничтожили двадцать шесть самолетов. Еще восемнадцать самолетов немцы потеряли на Смоленском аэродроме.

В результате противник был вынужден оттянуть свои бомбардировщики в тыл, а это, естественно, увеличило расстояние до Москвы.

Выполнив задание, мы вернулись на свой аэродром. Разбирая полет, командир полка заметил, что все летчики действовали правильно и поблагодарил за службу.

В это время к нам подошел К. К. Коккинаки. Завтра его полк убывал в Москву.

- А ведь я пришел попрощаться, - как бы оправдываясь, сказал Константин Константинович.

Услышали мы от него и ряд ценных советов. Так, например, Коккинаки предложил строить боевые порядки из пар и четверок, расчлененных по фронту и в глубину. Решительней проводить атаки. Открывать огонь с малых дистанций.

Мы уже знали, что погиб командир их полка Степан Супрун.

- Как же это случилось? - спросил кто-то из нас.

Коккинаки нахмурился. Всегда трудно говорить о смерти боевого товарища, тем более своего командира.

- Это случилось четвертого июля, - сказал он. Наши "Миги" сопровождали бомбардировщиков, которые шли на задание в район восточнее Борисова, где была обнаружена моторизованная колонна противника. Из полета не вернулись самолеты командира полка и летчика Осипова. Через два дня старший лейтенант Осипов пришел в полк и доложил, что в бою преследовал бомбардировщик "Кондор", но сам был сбит. О судьбе Супруна ничего не знает. Так оборвалась последняя ниточка.

Уже после войны удалось выяснить, что командир полка С. Супрун погиб в неравном бою с четырьмя вражескими истребителями...

Еще через несколько дней после удачной штурмовки нам с Яковом Перескоковым была поставлена задача сопровождать девятку бомбардировщиков "Пе-2" на бомбежку станции Энгельгардтовская.

Когда бомбардировщики приблизились к нашему аэродрому, мы запустили моторы и готовы были пристроиться к ним. Но тут случилось непредвиденное. У Перескокова при посадке в самолет распустился парашют, и в результате мне пришлось лететь одному.

В полете к цели вражеские истребители не встретились. Но после бомбометания со стороны солнца показались четыре быстро увеличивающиеся в размерах точки. Я сразу набрал высоту, чтобы легче было отбить атаку противника на строй наших "Пе-2". Рассчитывал встретить хорошо известные мне истребители "Ме-109", однако на этот раз внешний вид и конфигурация немецких самолетов показались мне незнакомыми. К тому же потом выяснилось, это были истребители "Хе-113", только что прибывшие на фронт из зоны ПВО Берлина.

Первую атаку "Хе-113" я успешно отразил и даже сбил один самолет, Правда, для этого мне пришлось снижаться на ведущего "хейнкеля" почти под 45° и на полном газу, что было очень опасно. Но тогда я об этом не думал.

Потеряв один самолет, "хейнкели" попытались зажать меня со всех сторон. Однако у меня был большой запас скорости и со скольжением, чтобы исключить попадание снарядов в мой самолет, я устремился под защиту стрелков "Пе-2", которые теперь выручили меня из беды.

"Хейнкели" ушли влево вверх, а я вправо вверх и отразил еще одну их безуспешную атаку на "Пе-2". После этого "хейнкели" покинули поле боя, а мои подопечные благополучно прибыли на свой аэродром Темкино.

Перескоков встретил меня смущенно:

- Извини, все так глупо получилось.

- Ничего, - сказал я. - Главное, что задание выполнено, да еще и сбил какой-то новый самолет.

В это время подошли начальник штаба полка подполковник Василюк старший батальонный комиссар Кузьмин. И я собрался рапортовать, но Кузьмин перебил меня:

- Все знаем, дорогой, все знаем. Звонил начальник штаба полка "Пе-2", просил передать тебе благодарность за отличные действия. И мы тебя поздравляем со сбитым самолетом. Да еще каким!

- Служу Советскому Союзу! - по-уставному отчеканил я.

Прошло всего лишь десять дней нашей боевой службы в Вязьме, но ряды наши, к сожалению, заметно поредели. Убыли в госпитали после ранения младшие лейтенанты Михайлов и Селиверстов, лейтенанты Белов и Вишневецкий.

Константин Вишневецкий после излечения хорошо воевал на юге, стал Героем Советского Союза, был помощником по воздушной стрельбе у самого А.И. Покрышкина - первого летчика, награжденного тремя Золотыми Звездами. Погиб Константин Вишневецкий в конце войны, участвуя в Львовско-Сандомировской операции.

Н. Е. Белов возвратился в полк летом тысяча девятьсот сорок второго года и стал моим заместителем.

А вот еще судьбы моих фронтовых друзей. Тарантов ушел в разведывательную эскадрилью. Иван Субботин разбился, сорвавшись в штопор от потери скорости при посадке в тумане. Кстати, в нашем полку к тому времени осталось всего три самолета.

Четырнадцатого августа мы вновь полетели за самолетами, на этот раз в Сейму, где располагался запасной авиаполк. Вернулись с модифицированными самолетами "ЛаГГ-3". На них были сняты скоростные пулеметы, два крыльевых бензобака и вместо этого установлено шесть балок для 82-мм реактивных снарядов ("Катюш").

Спустя несколько дней, в моей жизни произошло знаменательное событие. Начальник политотдела дивизии М. Н. Кузьмин вручил мне партийный билет.

Торжественность этого момента увеличилась тем, что к нам прибыли московские артисты Л. Русланова и В. Хенкин. Правда, их выступления дважды прерывались, потому что нам срочно пришлось вылетать в район Духовщины, где немцы перешли в наступление. Огнем своих пулеметов и пушек мы помогли наземным войскам отразить их атаки Немалую роль сыграли в этом и реактивные снаряды (PC), которыми теперь были вооружены наши самолеты.

...Долго потом я вспоминал Лидию Русланову. Ее знаменитые "Валенки" и напевал про себя: "Валенки, валенки, не подшиты, стареньки...".

До сих пор помню и другую песню в ее исполнении: "Окрасился месяц багрянцем". Есть там такие слова: "...Поедем, красотка, кататься, давно я тебя поджидал...".

Что ни говорите, а у нас не было и нет талантливей исполнительницы русских народных песен, чем Лидия Русланова.

Выступление мастеров искусств было омрачено печальной вестью. Во время последнего вылета в район Духовщины, погиб командир зс-кадрильи старший лейтенант Тимошенко. Его место занял лейтенант Бенин.

Надо сказать, что наш аэродром был плохо прикрыт огнем зенитной артиллерии. Нужно было срочно принимать меры. Отличился инженер-капитан Разин. Он соорудил специальную установку на штырях с кольцевыми прицелами. В установку были заделаны самолетные пушки и балки с 82-мм ракетными снарядами. Правда, ни одного фашистского самолета с помощью этой установки мы не сбили, но боязнь бомбежек исчезла.

Двадцатого августа нас вызвали на командный пункт полка. Боевую задачу перед нами поставил капитан Панков:

- Летим на штурмовку аэродрома в район западнее Духовщмны, Моим ведомым будет Яхнов. У Баринова будет ведомым Перескоков, Бенин полетит своим звеном. Отправляемся в шесть часов ровно по сигналу зеленой ракеты. Мое звено - в ударной группе. Бенину подавить огонь зенитной артиллерии и пулеметов.

Взлетели прямо со своих стоянок, быстро собрались в боевой порядок и пошли на высоте тысячи метров. После пересечения линии фронта снизились на максимальной скорости. Бесконечно медленно тянутся последние мгновения перед атакой.

Вдруг все ожило на земле и в воздухе. Засверкали цепочки трассирующих пуль и снарядов. Вокруг наших самолетов появились черные шапки разрывов.

Бенин со своей группой заставил смолкнуть зенитные установки. А пикируем и ведем прицельный огонь по замаскированным в канонирах самолетам. Почти одновременно вспыхивают три очага пожаров. Это горят самолеты "Ме-109".

Новая атака - и еще очаги пожаров. Один из них особенно сильный. Это Баринов с Перескоковым взорвали бензосклад.

Бой закончен. Мы выходим из зоны обстрела, "пересекаем линию фронта в обратном направлении и в полном составе производим посадку на своем аэродроме.

Инженер полка Григорий Иванович Белошенко, осмотрев самолеты, сокрушенно покачал головой.

- Видать, под сильный огонь попали, - сказал он. - У командира тридцать пробоин, у Перескокова - тридцать шесть, у Бенина отбит элерон... Теперь ремонтникам до вечера хватит работы.

Не успели замаскировать самолеты, как подошли техники. Начальник походных авиамастерских Максимов заметил ободряюще:

- Ничего, братцы, скоро ваши самолеты будут выглядеть, как новые.

Мы всегда с благодарностью относились к своему инженерно-техническому составу, который, в буквальном смысле этого слова, творил чудеса. Помню фамилии инженеров эскадрильи: Г. И. Трушков, В. К. Медведев.

После вылетов на штурмовки я прилетал и с отбитым концом консоли правого крыла, и с отбитым левым элероном, и с выбитым бензобаком и просто привозил по тридцать-сорок пробоин, полученных из крупнокалиберных пулеметов. Но во всех случаях, максимум через восемь-десять часов, самолет вновь был готов к полетам. Разве такое забудешь?

Неоценим был также труд наших прибористов и радистов. Добрым словом вспоминаются работники батальона аэродромного обслуживания, которые не только обеспечивали всем необходимым боевую готовность полка, но и вместе с нами делили все непредсказуемые тяготы войны.

Между прочим, не мешает заметить, что боевую работу каждого летчика обеспечивали восемь-двенадцать человек наземного персонала

В августе и сентябре обстановка на нашем участке фронта не изменилась. Мы ежедневно по нескольку раз вылетали в район Ярцево-Духовщина на штурмовку наземных войск противника. Уничтожали узлы связи и штабы, подходящие резервы и артиллерийские позиции.

Своим ратным трудом мы способствовали тому, что наши войска более двух месяцев держали жесткую оборону на Западном фронте, и линия фронта была стабильна. А в районе Ельни наши войска успешно перешли в наступление.

В этих боях особенно отличились наши летчики лейтенанты Бенин и Костин, старшие лейтенанты Тимошенко и Тарантов, капитан Панков и многие другие. Все мы приобрели хороший боевой опыт.

В начале сентября погода резко ухудшилась. В высокой синеве густели клочья холодного тумана. Начались моросящие промозглые дожди.

Мы находились в землянке среди самолетов и дремали. Вдруг зазуммерил телефон. Звонил начальник штаба полка Василюк. Он приказал нашему звену подготовиться к вылету на "ТБ-3" в Ногинск за тремя самолетами с новыми пушками.

- А когда прилетит "ТБ-3"? - спросил я, немного удивленный, потому что в нашем полку бомбардировщиков не было.

- Вот погода чуть улучшится и прилетит. Скорее всего в середине дня, - ответил подполковник.

Действительно, к обеду туман рассеялся, и мы увидели, что к аэродрому на малой высоте летит тяжелый бомбардировщик. Он сел с ходу, не делая круга, подрулил к нашим самолетам и развернулся, не выключая моторов.

- Яхнов, Перескоков, Майстрюков, берите парашюты и быстро в "ТБ", - скомандовал лейтенант Баринов.

Мы залезли в кабину, и летчик этой тяжелой, неуклюжей на земле, машины сразу пошел на взлет. Взревели все четыре мотора. После короткого разбега самолет легко оторвался от земли. Мы невольно Переглянулись.

Баринов усмехнулся:

- Так ведь он без бомбовой нагрузки.

Летели на бреющем полете, чтобы случайно не встретиться с фашистскими истребителями.

Но вот и Подмосковье. Через некоторое время мы уже познакомились с конструктором 37-мм пушки Б. Г. Шпитальным и одним из конструкторов самолета "ЛаГГ-3" М. И. Гудковым. Это было для нас приятной неожиданностью.

Пока мы разговаривали с конструкторами, Майстрюков осмотрел предназначенные для нас самолеты.

- Очень много дефектов, - разочарованно протянул он. - Один я их не устраню. Вот, скажем, шасси...

- Завтра перегоните самолеты в Химки на авиазавод, - не дал ему договорить Гудков. - Знаю, гидравлика. Потому шасси не убирайте. А заявку на перелет я сам дам.

- Надеюсь, за два дня самолеты будут приведены в порядок и смогут вылететь на фронт? - спросил Шпитальный.

- Конечно, - ответил Гудков.

-Тогда я завтра же выеду на аэродром в Вязьму, - решил Шпитальный, - и там встречу самолеты. Хочу посмотреть их в боевой обстановке.

На следующий день мы посадили Майстрюкова в фюзеляж моего самолета, где проходят тяги и тросы управления, а в остальные машины погрузили чехлы и инструмент.

- Смотри, не зажми тяги управления, - предупредил я Майстрюкова.

- Ведь ты знаешь, чем это может кончиться?

- Что я маленький? - даже обиделся он.

- Взлет по одному. Пристроиться ко мне на кругу! - приказал командир звена и напомнил: - Шасси не убирать, так как гидравлика неисправна.

Полет прошел благополучно. На заводе нас уже ждали и быстро привели самолеты в порядок, даже заново покрасили.

Еще через день мы приземлились на своем аэродроме в Вязьме

- Хорошие самолеты, - поделился со мной своим мнением Яков после посадки.

Я согласился с ним:

- Скорость намного больше, чем у старых "ЛаГГ". Да и рация лучше работает - меньше треска в ушах. А о вооружении и говорить не приходится.

- Отдыхайте, - оборвал нас командир эскадрильи. - Скоро мы эти самолеты проверим в деле.

Он как в воду глядел. Ночь прошла спокойно, но едва занялось изумрудное от высоких трав утро, как поступил приказ от командира полка:

- Лейтенант Баринов, вылетайте своим звеном в район Духовщины.

Задача: прикрыть наши войска.

- Слушаюсь! - ответил Баринов и поставил задачу перед нами: - Взлетать будем с бетонной полосы. Круг над аэродромом не делать. Высоту наберем на маршруте. Яхнов, будешь замыкающим. - Это уже относилось ко мне. - Вопросы есть?

- Нет, - ответил я за всех.

- Тогда по самолетам!

Вместе с механиками мы быстро расчехлили самолеты и, запустив моторы, вслед за Бариновым подрулили к бетонной полосе. Взлетев, убрали шасси и, набрав скорость, полетели на запад к линии фронта.

В районе Духовщины находились на высоте трех тысяч метров, В это время в наушниках раздался голос командира звена:

- "Береза-17" и "Береза-18"! Внимание! Слева впереди под нами шестерка "Мессершмидтов-110"... Атакуем!

Я внимательно следил за тем, чтобы не потерять из виду пару наших истребителей, которые летели подо мной, и занял позицию, чтобы при необходимости можно было надежно защитить их от нападения.

Опять в наушниках голос Баринова:

- Доворот вправо... со снижением... "Восемнадцатый", прикрывай!

- Вас понял! - отвечаю. - Атакуйте оба. Прикрываю!..

А через мгновение уже кричу в микрофон:

"Шестнадцатый" и "Семнадцатый", один самолет противника горит, у другого что-то отлетело и он штопорит!.. Почти тут же снова голос командира звена:

- Боевой разворот влево!..

Я со своей позиции подсказываю:

- Командир, "мессера" разворачиваются вправо со снижением.

Теперь мы их вряд ли догоним.

И действительно, оставшаяся четверка "мессершмидтов" правым разворотом со снижением на большой скорости скрывается за линией фронта.

Мы делаем круг над местом падения фашистских самолетов.

- Хорошенько запомните, где это случилось, - предупреждает Баринов.

Патрулируем еще минут двадцать и возвращаемся на свой аэродром.

Баринов доложил по телефону на КП полка о том, что мы встретили шесть "Мессершмидтов-110", которые, судя по всему, направлялись бомбить переправу через реку Царевич... Два самолета сбили. Переправа цела. У нас потерь нет.

Потом нас долго тискали в объятиях Гудков и Шпитальный. Они были очень довольны результатами:

- Молодцы, ребята. Поздравляем с первой победой из нового оружия!

Конструктор пушки Б. Г. Шпитальный уже подсчитал:

- У Баринова израсходовано снарядов - двадцать пять штук, у Перескокова - тридцать четыре.

Нужно заметить, что пушка была установлена в развале блоков моторов и ствол ее проходил через вал редуктора, на котором крепилась втулка воздушного винта. Боезапас составлял сорок снарядов. Нам это тоже понравилось.

Теперь можно было и отдохнуть. Но только мы появились в землянке, как зазуммерил телефон. Он, словно, дожидался нас:

-Звено Баринова, по самолетам!.. На сопровождение бомбардировщиков. Запуск по зеленой ракете!

Только запустили моторы, как на аэродром стала надвигаться девятка самолетов "Пе-2

- Выруливаем и взлетаем! - приказал командир звена.

Вскоре мы уже пристроились к бомбардировщикам. Летели чуть выше и сзади. "Пе-2" бомбили станцию Колодня с горизонтального полета мы прикрывали их от немецких истребителей. Наши бомбардировщик были в ударе. С одного захода накрыли бомбами два эшелона немцев застрявших на станционных путях.

Во второй половине дня мы сопровождали уже другую группу бомбардировщиков, у которых цель была на станции Кардымово. Здесь точным попаданием уничтожили загружавшийся эшелон с людьми и техникой.

К вечеру погода испортилась. Начался ливень, и мы получили, наконец, небольшую передышку.

Однако уже на следующее утро активность вражеской авиации стала возрастать. Мы это сразу почувствовали.

Не успели просушиться от назойливых дождей, как снова прозвучала команда:

- По самолетам!

Тут же в небо взвилась зеленая ракета.

Отправились на задание шестеркой. Группу повел Бенин. В районе Сафонове встретили восемнадцать "Хейнкелей-111" под прикрытием четырех истребителей "Ме-109".

- "Береза-16", атакуйте "хейнкелей". Я прикрою! - скомандовал Венин. -"Береза-17" и "Береза-18"!.. Разворот вправо... Идем на первую девятку. Атаковать ведущих звеньев!.. Выход после атаки вниз и вправо!

Я атакую ведущего правого звена, замыкающего девятку "хейнкелей". Сближаемся быстро. Стараюсь подойти ближе и как можно точнее прицелиться.

Дистанция двести метров... Нажимаю на все гашетки. Самолет сотрясается от выстрелов 37-мм пушки и крупнокалиберных пулеметов.

На носу фюзеляжа одного из "хейнкелей" растекаются большие темные пятна. Это рвутся мои снаряды, попал по кабине!

Отжимаю ручку управления и проскакиваю сзади строя "хейнкелей". Сейчас нужно осмотреться. Отыскиваю самолеты Перескокова и Баринова и с разворотом вправо пристраиваюсь к ним.

Атакованный мною "хейнкель" обьят пламенем и круто снижается, оставляя за собой черный след дыма. Такой же след тянется за бомбовозом которого подбил Яков.

- Молодцы, "Березы"! - кричит Бенин. - Атакуйте ведущую группу! Мы прикрываем!..

- Атакуем справа сверху по ведущим! - тут же подхватывает Баринов.

Я атакую ведущего правого звена первой девятки. Открываю огонь с дистанции 300 метров. На фюзеляже немецкого самолета, в который я целился, появляются темные пятна разрывов. Соображаю: в экипаж не попал да и бензобаков там нет...

Беру ручку чуть на себя, но уже поздно. Тогда отдаю ручку вниз и проскальзываю под бомбардировщиками. Осматриваюсь. Нахожу Перескокова, однако не вижу Баринова. Где же он?

Между тем бомбардировщики рассыпались на мелкие группы и уходят. Очевидно плотный огонь с "хейнкелей" мешает точно прицелиться моим друзьям.

- "Береза-16", вас не вижу! - сообщаю ведущему. - Я - "Береза-17"...

Справа сзади выше бомберов... "Береза-18" со мной.

- Я - "Береза-16", - слышу в ответ. - У меня подбит мотор, иду на посадку к соседям.

- "Березы-17" и "18"! Доверните влево. Высота три тысячи. Пристраивайтесь ко мне. Я - "Береза-10"! - приказывает Бенин.

- Вас вижу, "Береза-10"! - сообщаю я и тут же добавляю: - Со стороны солнца появились два "мессера". Идут на вас! Атакую их в лоб!

-Спасибо, "Береза-18"! - Бенин доволен.

Так закончился этот бой. Шестерка "ЛаГГ-3" против восемнадцати "Хе-111" прикрытых четырьмя "Ме-109".

Казалось бы неплохо. Ведь мы разогнали бомбардировщиков, сбили три "хейнкеля". Но радости на душе не было: судя по всему, обстановка На фронте складывалась тяжело.

Когда зарулили на стоянку, механики лишь сокрушенно развели руками:

- Что-то многовато сегодня пробоин привезли. А у командира снарядом срезано сантиметров тридцать консоли крыла...

Зато находящиеся у нас в полку конструкторы М. И. Гудков и Б. Г. Шпи-тальный остались довольны проведенными в боевых условиях испытаниями самолетов "ЛаГГ-3", вооруженных 37-мм пушкой, и в хорошем настроении отбыли в свои конструкторские бюро.

Спустя несколько дней, на аэродроме появились англичане. Это были военные корреспонденты крупнейших лондонских газет. Они осмотрели наши самолеты и вооружение. Большое впечатление произвели на союзников огонь наших новых пушек и залп реактивных снарядов с самолета.

Прямо скажу, корреспондентам повезло: на рассвете они наблюдали, как мы отражали налет вражеских бомбардировщиков на станцию Вязьма.

В ОКРУЖЕНИИ

1941 год, октябрь. Началось наступление фашистской армии на Москву. Нам была поставлена задача прикрывать станцию Касня, которая расположена севернее Вязьмы.

Силы наши быстро таяли. В полку осталось всего семь летчиков и семь самолетов. Между тем задачи становились все сложнее и сложнее.

Теперь мы вылетали одним-двумя самолетами на отражение групп бомбардировщиков по восемнадцать-двадцать семь самолетов. Это были хорошо знакомые нам "Хе-111", действовавшие под прикрытием четырех-восьми истребителей "Ме-109".

Естественно, мы старались, как могли, но силы были слишком неравные. Разгонишь, бывало, одну группу бомбардировщиков, а с противоположной стороны уже подходит другая.

3 октября в десять часов утра я, как обычно, вылетел на прикрытие станции Касня. При подходе к ней набрал высоту пять тысяч метров и сразу заметил приближающуюся к нам группу самолетов. Двадцать семь "хейнкелей" под прикрытием звена "Me-109" шли ниже меня с запада.

Я принял решение атаковать со стороны солнца, с большим углом снижения справа сверху, чтобы скорее сблизиться с бомбардировщиками и проскочить заслон истребителей прикрытия.

Атака была неожиданной и потому удалась. "Мессера" не сразу меня обнаружили. Воспользовавшись этим, я прицелился и открыл огонь из пушек и пулеметов по ведущему самолету ближайшей ко мне девятки "Хе-111". От него тут же стали отлетать какие-то куски. А вся девятка самолетов распалась.

Тогда я отжал ручку управления самолетом и нырнул под строй бомбардировщиков.

Но вот вторая атака мне уже не удалась. Истребители прикрытия пришли в себя и навязали мне бой. Однако, что я один мог сделать с четверкой "Ме-109"? В то же время, выйти из боя, оторваться от них тоже было чрезвычайно сложно.

В конце концов пикированием на полном газу я добился своего. Но тут в моторе появилась тряска, и я вынужден был идти на посадку.

Произвел ее на удивление мягко, посадил самолет на три точки, Однако в конце пробега от неровностей грунта начались мелкие толчки. В такт им начали стрелять пулеметы. После нескольких выстрелов самолет сильно затрясло. Я выключил мотор и, когда самолет остановился, вылез из кабины.

Самолет был неузнаваем. Из трех лопастей винта осталась одна, хвост отвалился. На фюзеляже возле подмоторной рамы появилась огромная трещина. Казалось, что и мотор вот-вот отвалится.

Тут же к самолету подбежали его механик комсорг Дубинин, инженер эскадрильи Г. И. Трушков, инженер полка Г. И. Белошенко, инженер полка по вооружению Разин. Они пришли к выводу, что произошло разрегулирование синхронизатора пулемета БС, и после нескольких выстрелов в каждую лопасть две их них отвалились.

- Вот какие разрушительные силы возникают при нарушении весовой симметрии и вибрации, - пояснил Разин и тут же вынес вердикт: - Самолет ремонту не подлежит.

Инженер полка добавил:

- Но тебе, Яхнов, повезло. Из мастерских как раз выходит после ремонта один "ЛаГГ-3". Иди, принимай его. Только при облете обрати внимание на регулировку самолета, а на земле проверь работу триммеров.

В это время к нам подошел командир полка Н. И. Акулин. Белошенко доложил, что произошло.

- Вины летчика здесь нет, и я даю ему только что отремонтированный самолет, - сказал он.

Командир полка согласился с ним и пожал мне руку.

- Да, Яхнов, - улыбнулся Акулин. - Видать, ты в рубашке родился. Из такой переделки вышел живым...

Наконец установилась хорошая погода, дожди сменились ясными пнями. Вот и сегодня с утра стало припекать солнце. Но на душе было очень тоскливо.

Вчера погиб в неравном бою наш друг лейтенант Бенин. За полтора месяца он побывал и комиссаром, и командиром эскадрильи. Вместе с ним мы вылетали на задания, смотрели смерти в глаза. И вот его больше нет...

Грустные мысли прервал телефонный звонок:

-Яхнов?.. Говорит майор Гумеров.

- Слушаю, товарищ майор.

- Передайте Баринову и Перескокову, что сейчас подойдут к аэро

дрому "Пе-2". Пусть запускают моторы и взлетают на сопровождение.

- Понял вас.

- Ну, а вы летите на разведку в район Юхново-Спас-Деменск. Есть сведения, что туда прорвались немцы.

- Все ясно.

- Тогда выполняйте.

Передав распоряжение начальника разведки полка майора Гумерова своим товарищам, я надел шлемофон и, застегивая его на ходу, побежал к самолету.

После взлета вышел на реку Угру и взял курс на Юхнов.

Город еще был в наших руках. Но по шоссе от Рославля к Юхнову тянулась колонна противника. Снизившись, я разглядел, что впереди движутся мотоциклы, за ними танки и автомашины с войсками и артиллерией на прицепе. До Юхнова им оставалось пройти километров тридцать, не больше.

Я решил использовать свои 82-мм реактивные снаряды. Недолго Думая, зашел с запада и спикировал на автомашины с людьми и артиллерией.

От взрывов на шоссе несколько машин съехали в кювет. В колонне лучился сбой. Тогда с дистанции четырехсот метров я открыл огонь по скучившимся машинам из пушки и пулеметов. Сразу возник пожар.

С земли открыли огонь зенитные крупнокалиберные пулеметы. Но их трассирующие пули прошли в стороне от меня. Второй заход я тоже сделал по автомашинам на шоссе. На этот раз пара PC накрыла машину и орудие на прицепе. Из кюветов в меня стреляли трассирующимися пулями, высыпавшие из машины немцы. Я направил на них огонь из пушек и пулеметов.

Оставив два очага пожара, полетел дальше, к Спас-Деменску. Войска противника двигались по шоссе крупными колоннами почти без интервалов.

После посадки, на стоянке, меня встретили командир полка и начальник штаба подполковник Василюк. Я быстро вылез из самолета и подбежал с докладом к командиру:

- Товарищ майор! Задание выполнил. Танковая колонна немцев на подходе к Юхнову. Мотоциклисты и танки километрах в двадцати от города. Первая колонна длиной, примерно, в десять километров. За мотоциклистами тридцать танков и автомашины с прицепами. Дальше движется почти сплошная колонна войск.

- Плохие известия ты привез, - сказал мне Акулин. - Ведь на севере немцы тоже прорываются к Ржеву. - Он повернулся к начальнику штаба. - Готовьте, Василюк, технический состав к эвакуации, пока еще есть выход на восток. А генералу Захарову я сейчас сам доложу.

Вскоре все летчики собрались в землянке позади самолетов. Пришел комиссар полка М. Н. Кузьмин. Завязалась беседа. Конечно, главное, что нас интересовало, это обстановка на фронте.

- Баринов, ты куда летал сегодня со своими "Пе-2"? - спросил Кузьмин.

Баринов ответил. ;

- Немцы там далеко продвинулись?

-Очень.

- А ты, Костин? - спросил комиссар.

- Мы сопровождали "Пе-2" на бомбежку железнодорожной станции Кардымово.

- Под Ярцево, стало быть?

- Да. И там линия фронта еле держится.

- Вот видите, - сказал Кузьмин. - Немцы хотят окружить войска нашего фронта, чтобы затем свободно двигаться к Москве. Теперь слушайте приказ командира полка. Сегодня в девятнадцать часов весь технический состав и работники штабов будут отправлены под Рузу на аэродром Ватулино.

- Как же мы останемся без них? - заволновались летчики.

- Сами, дорогие товарищи, будете обслуживать самолеты, - объяснил Кузьмин. - Остаются инженеры полка Белошенко, Разин и два инженера эскадрилий. Они помогут. Еще несколько человек обеспечат заправку самолетов.

В это время привезли обед. Валя, Валечка, Валюша - красавица наша. Официантка столовой полка. Как всегда, она была опрятно одета: в белой курточке с белым кокошником. И, как всегда, улыбалась,

- Надеюсь, сегодня вы не будете огорчать меня отсутствием аппетита? - прощебетала она. - Вы только посмотрите, какой вкусный обед я привезла!

Обед, действительно, был отменным. Но как ни уговаривала нас Валентина, мы лишь слегка прикоснулись к своим тарелкам. Другое занимало нас.

А тут еще затрещал телефон:

- Костин с Яхновым сопровождать "Пе-2". Баринов и Перескоков патрулировать над Вязьмой. По самолетам!.. Запуск моторов немедленно!

Мы вскочили и бросились к своим машинам. Едва показалась семерка "Пе-2", как мы взлетели и пристроились к ним. Бомбардировщики взяли курс 130°.

- Очевидно, пойдем туда же, куда я летал сегодня на разведку, - передал я Сергею по радио.

- Понял, - ответил Костин. - Давай держаться правее и выше бомбардировщиков.

На этот раз "Пе-2" бомбили скопление войск западнее Юхнова. Возле города ши бои, но Юхнов пока еще был наш.

Между тем колонна фашистских войск стала поворачивать на север.

- "Береза-21", смотри! - только и выговорил ведущий. - А ведь так мы окажемся в окружении...

После посадки мы сразу направились на командный пункт полка, где застали начальника штаба и его заместителя майора Гумерова склонившихся над картой.

Наш доклад вызвал у них большую озабоченность, и это понятно,

- Товарищ Гумеров, - распорядился начальник штаба. - Идите и собирайте свою команду. Готовьтесь к отправке. Чтобы в девятнадцать ноль-ноль вы уже тронулись в путь.

Он немного помолчал.

- Пойдем пешком через Гжатск и Можайск на Рузу. Машин, как вы знаете, достать не удалось... Штабное имущество подготовить к уничтожению. Все. Выполняйте!

Голос у подполковника Василюка сорвался, нелегко давались ему эти слова.

- А вы идите к самолетам и проверьте все сами, - сказал он нам.

- Механиков, мотористов, специалистов - всех отпустите. Пусть готовятся к построению.

Несмотря на критическую обстановку, начальник штаба Василюк оставался спокойным и деловитым. Это был старый кадровый военный, участник Гражданской войны. В тысяча девятьсот тридцать седьмом году он прибыл в авиацию из кавалерии и сразу стал своим среди летчиков.

Я медленно направился к своему самолету. Возле него переминался с ноги на ногу мой механик Дубинин.

- Товарищ командир! - доложил он, увидев меня. - Самолет к полету готов. А вот здесь я сложил весь инструмент и самолетный чехол...

Не разрядите аккумулятор. Ведь гидравлика и воздушная система на самолете герметичны.

Ах ты, мой хороший... Так ведь знаю я все это, знаю. Просто ты свою озабоченность высказываешь, не хочешь оставлять меня одного.

- Спасибо, сержант, за службу! - ответил я, чувствуя, как от волнения дрожит голос. - Уж как-нибудь постараюсь сам обслужить самолет.

Не беспокойся. А тебе счастливо добраться. До встречи в Ватулино... Беги, иначе опоздаешь на построение.

Вечером все летчики чувствовали себя осиротевшими. Собравшись в землянке, мы только и говорили о тех, кто отправился в путь. Не лето ведь. Уже появились заморозки... А в пути-то всякое бывает... Надо быстрее проскочить Гжатск, пока фашисты туда не вышли.

Вспомнили и сражающихся сейчас под Ярцевом и Духовщиной, под Ельней и Спас-Деменском. Они-то, наверняка, будут драться в окружении. Многие, конечно, пополнят ряды партизан, благо леса здесь хорошие.

А зима наступает... Ой, как тяжело будет воевать партизанам в трескучие морозы. Бездонные снега...

На следующее утро, как обычно, мы ждали "Пе-2" для сопровождения на бомбежку. Но около десяти часов в землянку заглянул капитан Панков.

- Что загрустили? - спросил он. - Ждете своих подопечных, а зря.

Только что ваши бомбардировщики перелетели на другой аэродром. А вот мы с вами сейчас полетим к их недавнему месту расположения...

К станции Угрюмово подходила колонна немецких войск. Нам было приказано всеми силами полка в десять часов сорок пять минут нанести штурмовой удар по этой колонне.

Приказ передал Панков.

- Полетим шестеркой, - сказал он. - Я с Ганевичем в группе прикрытия. Баринов поведет ударную четверку. Все ясно?

Мы обрадовались заданию и тому, что группу поведет Панков. При нем все операции проходили успешно и без потерь своих самолетов. Мы тотчас собрались. А Панков уже командовал:

- По самолетам! Запустить моторы!

Он и Ганевич взлетели первыми. Мы с Костиным - последними. Взяли курс на юго-восток по реке Угре и через десять минут уже были в Районе цели. Зашли с юга вдоль проселочной дороги, по которой войска противника настойчиво двигались в направлении станции Угрюмово.

Сквозь треск в наушниках слышу спокойный голос Панкова:

- "Береза-16", видите, из леса выходит колонна?

- Вижу, - отвечает Баринов.

- Атакуйте парой голову колонны... "Береза-21", атакуйте машины идущие за танками. Я - "второй". Прикрываю!

Вслед за Костиным я перехожу в пикирование. Прицеливаюсь и дистанции восемьсот метров выпускаю пару реактивных снарядов по ползущей автомашине, взяв небольшое упреждение на скорость движения.

Взрывы накрывают машину, и она переворачивается.

Я между тем несколько уменьшаю угол пикирования и, поймав в прицел следующую машину, выпускаю еще пару PC.

Так, отлично!.. Цель загорелась!

Снова уменьшаю угол пикирования и прицельно бью по фургону из пушки и пулеметов. До фургона метров триста, не больше.

Загорелся, загорелся!..

Из фургона выскакивают немцы, бросаются в кювет.

Я осматриваюсь. Костин - слева выше. Баринов с Перескоковым чуть дальше, впереди слева. Пристраиваюсь к ним.

- "Береза-16"! - звучит команда в наушниках. - Наберите высоту полторы тысячи метров и прикрывайте нас. Я - "Береза-2" атакую хвост колонны!

Набираю высоту вместе с Костиным и успеваю сосчитать до десяти очагов пожара.

Между тем пришла в себя зенитная артиллерия. Огонь трассирующими пулями из стрелкового оружия и зенитных установок усиливается. В небе появляются черные шапки разрывов. Я произвожу скольжение то влево, то вправо, увертываясь от зенитных снарядов.

- "Береза-21", атакуйте середину колонны!.. "Береза-16", наберите высоту полторы тысячи метров. Прикрывайте нас... Я - "Береза-2" атакую середину колонны!

Костин начинает атаку вдоль дороги с юга на север. Я следую за ним. Пускаю последнюю пару PC дистанции восемьсот метров и, уменьшив угол снижения, даю несколько коротких очередей по автомашинам и спрятавшимся в кювете людям.

Так так... Прекрасно! Загорелись еще две автомашины с прицепами.

А в наушниках - новый приказ:

- "Береза-21", "Береза-16", пристраивайтесь ко мне. Высота - полторы тысячи... Уходим от цели. Я - "Береза-2"...

Бой окончен. После полета заруливаю на свою стоянку, маскирую самолет ветками. Пока не подъехал бензозаправщик, подвешиваю реактивные снаряды. Добавляю в ящики ленты с патронами для пулеметов пушки. Как легко это делали механики по вооружению и как трудно исполнять самому.

Но вот и бензозаправщик. С ним-то у меня проблем не будет. Компрессор на моем самолете работает хорошо и дозаправка воздухом не потребуется. ;

После обеда повторяем налет на ту же колонну. Она к этому времени уже продвинулась вперед километров на пять. На земле шел бой южнее станции Угрюмово. А затем мы атаковали немецкие войска северо-западнее Юхнова на западном берегу Угры.

Пятого октября колонна, идущая на север, подошла к селу Никольское, что южнее Гжатска. Здесь также разгорелось жестокое сражение.

Шестого октября обстановка стала еще напряженней. Наземные войска вели бои в пятнадцати километрах восточнее аэродрома и в двадцати километрах юго-восточнее нас.

Кольцо окружения наших войск сжималось, хотя на западе от Ярцева Красная Армия отступала очень медленно и с тяжелыми боями.

После очередного вылета мы дозаправились бензином и всем необходимым. За три дня уже натренировались и выполняли эту работу, как заправские механики.

В десять часов утра шестого октября капитан Панков снова повел нас штурмовать колонну. Но теперь мы были у цели уже на пятой минуте полета. Колонна выползала из леса к реке Жижага возле села Антонино.

Мы обрушились на противника и штурмовали их колонну двенадцать минут. Сожгли несколько штабных машин, две радиостанции, разогнали до роты мотоциклистов, подожгли одиннадцать грузовиков. Но немецкие танки и бронетранспортеры упрямо приближались к Вязьме.

С трудом дозаправившись после второго вылета, потому что не было нужного продукта для добавки в бензин, мы все-таки взлетели в тринадцать часов и тут же собрались в боевой порядок.

Между тем в полку осталось всего... шесть боевых самолетов и одна учебная машина "УТИ-4", на которой поднялись Акулин и Кузьмин. В это время немецкие танки открыли огонь по бывшим стоянкам наших самолетов, а бронетранспортеры подошли к землянкам, в которых мы совсем недавно отдыхали.

Наша атака была похожа на жест отчаяния. Тем не менее, мы открыли шквальный огонь по автомашинам и бронетранспортерам и вызвали семь очагов пожара.

После этого мы взяли курс на Кубинку, где дозаправились и перелетели под Рузу в Ватулино. Здесь нас встретили механики, которые после трехдневных мытарств, наконец, прибыли сюда и теперь, приготовив маскировочный материал и щели укрытия, с нетерпением ждали нас.

Меня радостно встретил Дубинин:

- Товарищ командир, как вы там справлялись без нас?

- Тяжело было, комсорг, - признался я. - Но зато получилась хорошая тренировка. Возможно, когда-нибудь еще пригодится.

- Нет! - горячо сказал он. - Я больше никогда вас не оставлю и не думайте!

- Ладно, дорогой... - Мне очень хотелось его обнять, однако нужно было спешить, и вместо этого я сказал: - На крыле есть пробоины. Да в фюзеляже штук двенадцать. Может, еще где... Посмотри, пожалуйста, и заделай.

- Конечно, не беспокойтесь! - заторопился он.

- Ну, а вы-то как добрались? - спросил я.

Дубинин вздохнул, вспоминая:

-Тяжело, командир. Шли по сорок километров в сутки. Спали урывками в деревнях. Там же у крестьян и кормились... Гжатск проходили, а на юге от него - сильные бои... От этого похода ноги и сейчас болят.

Он снова вздохнул:

- Но самыми страшными были для нас разговоры с крестьянами, у длительного мы им ничего сказать не могли, а слушать их укоры было просто невыносимо.

- Никто не отстал в походе? - спросил я.

- Нет, командир... Правда, заболели трое, температура была очень высокая. Уговорили нас не оставлять их в деревне, вот и несли на носилках почти всю дорогу.

-Это вы молодцы...

- А как те войска, что были в районе Ельни, Ярцево, Духовщины? - спросил Дубинин.

- Продолжают бои в окружении, - сказал я. - Кто-то, может, и выйдет из него, а кто-то останется партизанить.

- Зима будет тяжелая, - заметил Дубинин.

- Что поделать. - Я пожал плечами: - Но ведь и немцам будет нелегко...

Двенадцатого октября, пролетая над Гжатском, я видел, как шестерка "ЛаГГ-3" встала в круг а "Мессершмидт-109" заходил замыкающему самолету в хвост. Я тут же передал Баринову:

- "Беркут-16", я - "Беркут-18". Справа от тебя ниже "мессер". Заходит в хвост!

- "Беркут-18", атакуй его! - приказал Баринов. - "Беркут-17", атакуй "юнкерсов"!

"Мессершмидт" левым разворотом заходил в хвост самолета, но я опередил его и подошел сзади на дистанцию пятидесяти метров, тщательно прицелился по мотору и, нажав на все гашетки, дал длинную очередь.

"Мессер", в то же мгновение, уменьшил крен, завис и, вспыхнув, перешел на пикирование, оставив за собой черный шлейф дыма.

Я поспешил к паре Баринов-Перескоков, которые атаковали "лапотников". Так мы называли между собой самолеты "Ю-87" за обтекатели на неубирающихся шасси.

И вовремя! Из облаков вынырнули два "мессера". Я немедленно предупредил друзей:

- "Береза-16", вас атакуют "мессеры"! Отсекаю эрэсами (реактивными снарядами). "Береза-16", внимание!.. "Береза-16", вас атакуют "мессеры"!

Довернув свой самолет, я выпустил с дистанции шестисот метров пару реактивных снарядов. "Мессершмидты" тут же опять ушли в облака а "юнкерсы", потеряв два самолета, сбросили бомбы куда попало и стали быстро уходить на запад.

В тот же день около четырнадцати часов мы вылетели этим же звеном на отражение налета бомбардировщиков в район Можайска. Залпы PC сделали свое дело и противника мы разогнали.

Однако в бой с нами сразу же вступили четыре "мессершмидта" и оттянули на юго-восток.

Один из "мессеров" огнем своих пушек разбил мотор моего самолета. Я произвел вынужденную посадку в поле, успев предупредить об этом ведущего.

Переночевал в деревне, а к полудню добрался на свой аэродром, где застал личный состав полка погрузившимся в автомашины.

- Что случилось? - спросил я.

- Выезжаем в Москву на переформирование, - последовал ответ.

Впрочем, для меня это не было громом среди ясного неба. Накануне

Баринов не вернулся с задания, В полку осталось всего два здоровых летчика и один самолет. Как я тут же узнал, его передали соседнему полку.

СНОВА НА ПЕРЕФОРМИРОВАНИЕ

Шестнадцатого октября в Москве мы пополнились личным составом, а на следующий день отбыли в Арзамас за получением самолетов. Здесь в запасном полку, мы занимались необходимой тренировкой с молодыми летчиками, после чего перелетели на аэродром Правдинск под Балахну в ПВО города Горького.

В Арзамасе меня назначили заместителем командира эскадрильи, которую принял капитан П.И. Ярошенко. До войны он был командиром звена в первой эскадрилье, при разделении полков оказался в 129-м истребительном авиаполку. Теперь Ярошенко вернулся к нам из госпиталя после ранения.

Перескоков и Ганкевич также вернулись из госпиталя и были назначены командирами звеньев.

Вторую эскадрилью принял старший политрук Григорий Мандур. До войны он был у нас в третьей эскадрильи комиссаром. И Мандур не избежал госпиталя, правда, ранение у него было не очень серьезное.

Заместителем у Мандура стал Сергей Костин. Они, кажется, даже лежали в одном госпитале.

Летчиками в нашу эскадрилью были зачислены младшие лейтенанты Виктор Становое, Василий Синяков, Егор Лопаткин, Иван Гриценко, Владимир Бобриков и Александр Шкуренко. Комиссаром эскадрильи стал техник-лейтенант Леонид Иванович Горский.

Прикрывая с воздуха Горький, мы в то же время усиленно занимались обучением молодых летчиков. Отрабатывали с ними групповую слетанность, воздушные бои, стрельбу и особенно самолетовождение.

Хотя по штатному расписанию звено состояло из трех самолетов, мы еще в августе, по совету К. К, Коккинаки, стали летать парами и четверками, видимо, справедливо считая четверку основной тактической единицей.

Здесь, под Балахной, на занятиях в классе мы проводили строгий анализ своих боевых действий на фронте, разбирали тактику истребителей и бомбардировщиков противника, их уязвимые места. Учили по силуэтам различать все типы своих и немецких самолетов. Использовали все возможности для закрепления полученных знаний в воздухе Наконец, устроили на льду Волги небольшой полигон и обучали пополнение стрелять по наземным целям. Очень скоро все это должно было пригодиться.

В Правдинске встретили и новый, 1942-й, год.

Накануне пришел приказ о присвоении мне, Перескокову и Ганкевичу воинского звания "лейтенант", Узнали мы также о том, что нас трижды представляли к награждению орденами. Однако все наградные листы сгорели в штабе ВВС фронта вместе с другими документами. Даже наши летные книжки сгорели, и адъютанты эскадрилий стали срочно заполнять новые. Кстати говоря, на эти должности пришли только что мобилизованные в армию молодые учителя Антон Иванович Цвилев и Николай Фомич Козлов.

Начальником штаба полка стал малоразговорчивый, очень замкнутый и уже пожилой подполковник Буркут, а начальником оперативного отдела -тарший лейтенант Иван Филиппович Присяжнюк.

Из Правдинска я сообщил жене о своем новом месте назначения, и в конце ноября она приехала ко мне с сыном. В Сейме я видел его двухмесячным. Сейчас он вырос и казался мне более осмысленным.

О чем-то я с ним говорил, но он только хлопал глазками. Елизавета смеялась:

- Всему свое время. Наговоритесь еще!

Приехали жены к Акулину, Панкову, Станововому. Елизавета быстро нашла с ними общий язык, и это было мне приятно.

В Правдинске мы пробыли три месяца. Полк опять стал полнокровным и боеспособным. По всему чувствовалось, что нас скоро опять отправят на фронт.

А тут вдруг мне попалась в руки газета с новым стихотворением Константина Симонова:

Жди меня и я вернусь :
Всем смертям назло.
Кто не ждал меня тот пусть
Скажет: "Повезло!"
Не понять не ждавшим им,
Как среди огня
Ожиданием своим
Ты спасла меня.
Как я выжил, будем знать
Только мы с тобой, -
Просто ты умела ждать,
Как никто другой.

Вечером я крепче обычного прижал к себе Елизавету.

- Что с тобой? - спросила она.

- А ты будешь меня ждать? - вопросом на вопрос ответил я, показывая газету с этим стихотворением.

На глаза у нее навернулись слезы, и я все понял...